В начале шестидесятых я был призван и какое-то время служил кадровым офицером СА, в авиационной части под Рязанью – военным переводчиком с английского. Как и чем я был там занят – особый разговор, и записки об этом я своевременно обнародую… Здесь же о другом… В те поры я предполагал издать книгу стихов с романтическим названием «Летное поле»… но , увы, что-то отвлекло меня от красивых намерений, книга так и не была собрана… Но вот стихотворение, которое должно было открывать книгу, осталось в памяти. Вот оно:
* * *
За картофельным полем, за полем овса
в двух верстах от деревни, не более,
начинается летное поле.
Я уже изучил голоса
говорливых и быстрых овсянок,
я уже передумал о всяком…
мой полет через четверть часа.
За рекою знакомый кузнец
бьет в металл одиноко и бодро –
Лемех правит…
Вот, наконец,
и пришло августовское вёдро:
переменного счастья игра –
и не лето, но, впрочем, не осень –
позабыть бы уж юность пора,
но торопишься вроде не очень…
А пока что лежишь на траве
у тяжелой машины под боком.
А пока что в твоей голове
три случайные строчки из Блока:
«Она пришла с мороза
Раскрасневшаяся…
Ароматы воздуха и духов»…
………………………………
«Сто семнадцатый на полосе…»
Я погодную сводку листаю…
На вопрос о моем ремесле
Усмехнусь и отвечу: летаю.
Опубликовано в сборнике "День поэзии" за (не помню, какой) год.
* * *
Журнал «Юность» № 6 за 1964 год
Лев Тимофеев
По окончании Института внешней торговли Лев Тимофеев работал по специальности в портах Новороссийска и Находки. После этого некоторое время преподавал английский язык в одной из школ г. Рязани. В настоящее время готовит первую книгу своих стихов. Ему 27 лет.
| Времена года | |
| Еще прогноз на лето не объявлен — едва скворечники вознесены. Еще глухим стволам рабочих яблонь пока лишь снятся яблочные сны. Еще в селе нерегулярна почта, еще разлив, еще в овраги льет, и жадно пьет перед посевом почва, как добрый конь перед работой пьет. Но все готово, только ждут погоды — труби же, солнце, в медную трубу!.. Как уловить великий шаг природы навстречу ежегодному труду? Какого ритма подготовить строчку?.. Едва ты зерна в почву опустил — они уж рвут тугую оболочку и пробивают земляной настил. И нет зерна. Но есть листва и стебель, живые сети корневых систем; и лес в тени, на солнцепеке степи, и белый цвет среди зеленых стен. И суше день, и дольше гаснет запад, и над землею близлежащих сел густым пластом лежит медвяный запах для привлеченья работящих пчел. Почти полгода мы клянемся маем, но за программой полевых работ проходит май, и мы не замечаем его цветов медлительный уход. Наметив плод в последнюю неделю и убедившись, что земля суха, передает весна свои изделья на доработку в летние цеха… Растут плоды, отяжеляя ветви… Их опускают в солнечный экстракт, полощет дождь, высушивают ветры., и на удар испытывает град. И наступает солнечная спелость… Ах, месяц август, средь твоих садов все то, что делалось, что говорилось, пелось, — все отдавало привкусом плодов. И я бывал твоих столов застольцем, разнорабочим был в твоих трудах — фасованное гранулами солнце напоминали зерна в бункерах. Твои плоды руки моей касались, судьбы касалась женская любовь, я целовал в уста твоих красавиц среди еще не скошенных хлебов. И засыпал легко. Мне снилась жатва: поля пустели на исходе дня, их прошивала солнечная дратва (иль таковой казалась мне стерня)… В полях и въявь пустынно становилось, зато по деревням играли пир, но шумных праздников природа сторонилась, и засыпал ее усталый мир. Ход осени отчетливо заметен: еще вчера была жива листва, но глядь: уже сентябрь пришел за медью и обирает сонные леса. И дождик льет. На время прояснится, осветит лес, и снова дождик льет. Тебе ночами давний август снится, проснувшись утром, — видишь первый лед. Мы учимся, полны библиотеки, идет работа в зимних мастерских. Но спят леса… Давно замкнулись реки… Усни и ты, мой запоздалый стих. И спи светло, как зимняя природа… Цари, зима, до будущего года! |
|
| Ночной полет | |
|
Блуждающей звездой судьба моя ведома,
А вот еще тогда же написанное и опубликованное в журнале "Смена":
Июль В закатном небе высыхает влага, В слоистом дыме не видать лугов, И самовозгорается бумага Исчерченных стрижами облаков.
О, птичье небо – черновая запись Июлем сочиняемых поэм, Знак сенокоса, сон, слепая завязь, Горячий ток пульсирующих вен.
Полет стрижа, размах крыла косого, Как легкий росчерк пишущей руки… Спеши прочесть шифрованное слово, Пока легко горят черновики. 1964
|