Психоаналитические представления о мести
История цивилизации изобилует примерами деструктивности в человеческих взаимоотношениях. Некоторые из этих вспышек импульсивны, страстны и кратковременны.
Другие — просчитаны, преднамеренны и длительны. Некоторые касаются отдельных людей, другие — захватывают широкие массы. Некоторые происходят только в фантазии и, при благоприятных обстоятельствах, превращаются в бунтарскую поэзию, острую прозу и провокационную драматургию.
Другие же режут горла, разрушают семьи и вызывают кровопролитие. Независимо от их масштаба все деструктивные действия так или иначе оправдываются в сознании тех, кто их совершает. Патина разумности придается собственному насилию посредством разнообразных аргументаций и рационализаций независимо от того, включает оно в себя простодушный принцип «как ты мне, так и я тебе» у детей или устрашающий «мессианский садизм» параноидных фундаменталистов.
Первая категория находится в ведении родителей, учителей начальных школ и благотворительного духовенства.
Вторую категорию рассматривают междисциплинарные научно-исследовательские центры, которые могут влиять на социополитическую практику.
С этими двумя крайностями мы не встречаемся в клинических ситуациях. Каждый терапевт, работающий с нарциссами, параноидами и социопатами, имеет дело с деструктивными целями и фантазиями «среднего уровня», направленными как на определенные объекты, так и на их воссоздания в переносе. И поэтому удивительно, что на периферии внимания аналитиков остается тема мести…
Во-первых, акты мести не всегда направлены на индивида или организацию, которые, как считает мститель, причинили ему вред. Часто гнев, вызванный чувством обиды, нацелен на объекты, которые символически представляют обидчика или попросту являются слабыми, уязвимыми и удобными для атаки.
Около ста лет назад Ранк отметил, что невротические акты мщения часто направлены на «не тех» людей. Особенно это очевидно при террористических актах, когда жертвами деструктивного импульса оказываются совсем не те, кто фигурировал в фантазиях мести. Невинных граждан убивают и калечат не потому, что гнев нацелен на них, но поскольку они являются расходными пешками в ожесточенной шахматной игре с их правительствами.
Во-вторых, мстительные аффекты и поведение могут перенаправляться и на самость. Так, хроническое самоуничижение, причиняемые себе лишения, самоочернение, самоизувечение и самодеструктивность пациентов с тяжелым мазохизмом имеет мощный, хоть и бессознательный, элемент мести.
…Пациент в своем несчастье как будто стал ходячим билбордом, оповещающим о плохом обращении с ним родителей в детстве. Его беспрерывные боль и страдание кричат на родителей, и весь мир — их общая аудитория: «Смотрите, как сильно вы меня повредили! Я полный неудачник в сравнении с кем бы то ни было. Я отсталый. Я не могу вырасти и все это ваша вина!» …
В-третьих, даже прямые акты мести принимают множество форм. Некоторые из них активны (например, сарказм, физическое насилие), другие же пассивны (например, отведение взгляда, отказ от еды). В некоторых имеется агрессия, другие же задействуют сексуальность как средство. С подспудной темой мести связывали такие разные виды поведения, как: фригидность, эвфемистично названную «местью мужчине» (Fenichel, 1945, p. 174), инцестуозное отыгрывание (Gordon, 1955); патологическое воровство (Castelnuovo-Tedesco, 1974), инверсию первичной сцены (Arlow, 1980), магазинные кражи (Ornstein et al, 1983), серийные убийства (Stone, 1989) и сексуальные измены (Akhtar, 2013a).
Иногда выбор сексуального объекта человеком может также выражать его мятеж и месть культурным ограничениям семьи (Freud, 1920b). Невротические страхи перед укусом животного также могут содержать элементы мести самому себе за свою исходную враждебность к родителям (Freud, 1926).
И наконец, существует связь между уровнем организации характера и природой фантазии мести. На «высшем уровне организации характера», где идентичность консолидирована и защиты группируются вокруг вытеснения, фантазии мести, — если они вообще существуют, — посвящены эдипальным сюжетам.
…На «среднем» и «низшем» уровнях организации характера (Kernberg, 1970), характеризуемых диффузией идентичности и преобладанием механизмов расщепления, ситуация становится более явной. Месть в этом контексте обычно неприкрытая, хладнокровная и сопровождается сознательным садистическим удовольствием.
Описание Розенфельдом нарциссических личностей, идеализирующих свою деструктивную способность, и приводимая Кернбергом картина синдрома злокачественного нарциссизма, в котором сочетаются грандиозность, параноидные черты и антисоциальные склонности, имеют к этому прямое отношение.
…«Достаточно хорошая месть» очень отличается от мстительности. «Достаточно хорошая месть» отвечает следующим критериям:
(1) это однократное явление,
(2) она больше происходит в фантазии и меньше на практике,
(3) она избегает самодеструктивности и мазохизма, и
(4) она принимает социально продуктивные формы (например, написание значимой книги, доказывающей неправоту «врага») или обладает потенциалом инициирования (либо возобновления) осмысленного диалога между жертвой и обидчиком.
Мстительность же, наоборот, хроническая, безграничная, всепоглощающая и зачастую самодеструктивная кроме того, что причиняет тяжкий вред реальному или воображаемому врагу. Люди, которые предаются мстительности, продолжают негодовать на своих обидчиков месяцами, годами, а зачастую и всю свою жизнь. Они склонны сохранять ненависть и могут пренебрегать всеми ограничениями, преследуя реальных или воображаемых обидчиков. В западной литературе много таких персонажей».
М чьобы меня не обвинили в нарушении авторских прав:
Akhtar, S. (2014) Revenge: An Overview. In Akhtar, S. & Parens, H. (ed) (2014) Revenge: Narcissistic Injury, Rage, and Retaliation. John Aronson, p.1-18. The same paper published as Akhtar, S. (2014) Revenge. In Akhtar, S. (2014) Sources of Suffering: Fear, Greed, Guilt, Deception, Betrayal, and Revenge. Karnak Books, p. 143-162.