В течение трех с лишним лет, с января 1993 по август 1996 года, в газете «Русская мысль» публиковались мои еженедельные «Заметки публициста», так или иначе откликавшиеся на события российской жизни того времени. В 2003 году в издательстве РГГУ вышла книга «Кусок истории», куда вошла большая часть из полутора сотен этих заметок. Те два десятка текстов, которые я здесь размещаю, не есть какая-то специальная выборка: к сожалению, это все, что случайно сохранилось «отцифрованным» (например, материалы 1994 года не сохранились вообще). Надеюсь, однако, что и этого будет достаточно, чтобы иметь представление о той работе, а может быть, в какой-то степени, и о том времени. И еще – на удивление! – о том, что российские общественные проблемы никуда не исчезают и не сильно меняются с годами.
1993 год
29 января – 4 февраля
Строящийся дом – символ уверенности в завтрашнем дне. Никогда в России не было такого размаха индивидуального строительства, особенно в сельских пригородах. Не за годы, а за несколько последних месяцев сразу под Москвой выросли десятки, если не сотни поселков по 30 и более коттеджей, впрочем, построенных каждый по индивидуальному проекту, с гаражом, с сауной. Подальше от города таких поселков меньше, но зато возвышаются посреди обширных земельных наделов отдельно стоящие двух- и трехэтажные белокаменные особняки.
Я хорошо помню, что от трудов праведных не наживешь палат каменных, но всякий раз надеюсь, что эта народная мудрость относится к другой исторической эпохе и что теперь наступают времена, которые её опровергнут. "Да ничего подобного! Это всё мафия обстраивается, – возразил мне случайный попутчик, которого я взял в машину подвезти по дороге. – Все мафия, всё воры!" Мы долго ехали вместе и только в одном случае мой собеседник сообщил, что вот, мол, строится директор завода, человек известный и состоятельный... но помолчав, тут же добавил со вздохом: "Всё одна мафия..."
Я подумал, кто бы из моих знакомых мог позволить себе строительство небольшого коттеджа. Насчитал человек десять... И всех их народная молва окрестила бы 3мафией: хозяина небольшой фирмы, хорошо заработавшего на импортном шоколаде, и директора совхоза, удачно продавшего как свою собственность весь металлолом, давно захламлявший совхозную усадьбу; врача-нарколога из медицинского кооператива и журналиста, основавшего частное телеграфное агентство; бывшего зам.зав. промышленным отделом обкома КПСС, человека с колоссальными связями, еще в конце восьмидесятых откомандированного в коммерческие структуры и теперь занимающего кресло вице-президента крупнейшего коммерческого банка, и главного бухгалтера СП (бывшего прежде главбухом союзного министерства), получающего под тысячи долларов в месяц... и даже одного знакомого народного депутата, заработавшего небольшие, но вполне достаточные для такого строительства деньги (поскольку в валюте) во время своего короткого лекционного турне за границей... И все они - мафия?
Вот когда мы читаем, что в центре Москвы в Большом Тишинском переулке не далее, как в прошлую среду в офис внешнеэкономической ассоциации "Исток" под вечер ворвались четверо в масках и начали в упор расстреливать из автоматов находящихся там сотрудников, убив троих и смертельно ранив четвертого, – тут уж определенно скажешь: мафиозная разборка... Но врач, банкир, бизнесмен, депутат – кто же имеется в виду, когда произносится это всеобъемлющее слово мафия?
Между тем деятельность мафии всё более и более определенно становится 3политической проблемой, и выдвигаясь на первый план общественного внимания, если пока и не заслоняет собой острые экономические проблемы, то уж по крайней мере встает с ними рядом и даже переплетается с ними в тесной взаимозависимости.
Кровавая баня в Большом Тишинском переулке была устроена буквально на следующий день. после того, как президент Ельцин провел в Кремле совещание по борьбе с преступностью. Случайное совпадение или дерзкий вызов правительству? Так или иначе, но когда Ельцин на том совещании посетовал, что по числу мафиозных организаций и по масштабу их деятельности Россия уже превзошла Италию и что мафия препятствует свободному предпринимательству, тормозит свободное развитие коммерческих структур, он говорил далеко не о самом главном.
Разговор о борьбе с преступностью – всегда разговор о реальной силе и о дееспособности властей вообще. Бессилие правительства перед мафией означает и его неспособность сохранить гражданский мир в стране. Слабая власть, усиление влияния криминальных, антигосударственных структур грозит хаосом и неизбежной гражданской войной.
На том же совещании в Кремле председатель Госкомнаца С.Шахрай заявил, что в зонах национальных конфликтов резко возрастает преступность и мафиозные структуры пытаются оказывать прямое воздействие на политику. Точно ли так? Многие наблюдатели полагают, что здесь как раз обратная зависимость и сами национальные конфликты (в частности, осетино-ингушский) спровоцированы различными мафиозными группировками в процессе борьбы за зоны влияния в условиях недостаточно сильной централизованной власти.
Такая опасность существует сегодня и для России в целом. Её явно недооценивают демократические силы. И в то же время страх перед такой опасностью тщательно (и весьма дальновидно) нагнетается их политическими противниками, – причем одновременно предлагается и соответствующая политическая программа: «Здравомыслящие политики всех направлений отдают себе отчет в том, что спасти страну от полного распыления может только восстановление прочного каркаса реальной власти, не зависимого от перепадов предвыборной конъюнктуры...
Страшно сказать, но единственным реальным претендентом на эту роль оказалась сегодня мафия. Это организация независимая, централизованная и дисциплинированная, разветвленная и пронизывающая все регионы, все этажи общества сверху донизу, контролирующая многие ключевые узлы экономической и, как теперь выясняется, духовной жизни...
Что можно противопоставить этой угрозе ? Только не менее влиятельную, мощную и разветвленную силу, исповедующую отчетливую антимафиозную, государственно-патриотическую идеологию. То есть партию в её сугубо советском, а не зарубежном варианте." А.Фролов "Честь и власть". "Советская Россия" 1.1.93
Мы хорошо знаем, что значит "партия в её сугубо советском варианте", и знаем, что именно правление такой партии, которая сначала устанавливает в стране режим кровавого террора, а потом неизбежно перерождается в корпорацию коррумпированных чиновников, и укоренило в народном сознании слово «мафия» за много лет до уголовного маскарада в Большом Тишинском. Но с тех пор всё перемешалось в нашем общем доме, и кто помнит, что нынешний респектабельный вице-президент коммерческого банка был номенклатурным обкомовским работником? Кто догадывается, что он одной рукой дает деньги (бывшие партийные, но уже многкратно "отмытые") на закупки оружия для мафиозных группировок, а другой ( или нет, той же!) финансирует газеты, исповедующие "отчетливую антимафиозную, государственно-патриотическую идеологию"? Кто помнит, что пострадавшая в "разборке" ассоциация "Исток" была некогда тесно связана с российскими правительственными кругами и что нити деловых связей идут от "Истока" через Артема Тарасова, через Германа Стерлигова к корпорации АНТ, чья близость к бывшему союзному правительству и КГБ общеизвестна?
Не потому ли "государственники" и "национал-патриоты" так охотно эксплуатируют само понятие «мафия», никогда не сообщая её точного социального адреса, что хотят направить справедливый «антимафиозный» «протест» общества по направлению совершенно ложному: против всякого удачливого предпринимателя из среднего класса – против предприимчивого бизнесмена, врача-частника, инициативного фермера, против всякого кто успешно начал «своё» дело, кто счастливо построил свой дом,– и совершенно оставляют в стороне тот факт, что как раз "партия советского типа", претендующая на монопольное право решать судьбу народа (всегда в интересах собственной власти) – не может быть ничем иным, как только самой наглой, самой жестокой, самой баззаконной мафией.
Но мечту о партии "советского типа", о партии "не зависимой от перепадов предвыборной конъюнктуры" не следует относить к ностальгической романтике прошлого. Похоже, есть такая партия! Или по крайней мере, есть реальная сила - влиятельная, мощная и разветвленная, исповедующая отчетливую антимафиозную, государственно-патриотическую идеологию: это не оформленная пока политически, но идельно построенная организационно «военная партия». Вот простая истина, многократно подтвержденная историей: при неспособности правительства обуздать силу криминальных структур и нарастающую анархию на первый план политических событий всё более настойчиво выдвигается человек в генеральском мундире.
"...Хочу вернуться к теме генерала во главе государства, – раскрывает душу корреспонденту "Независимой газеты" генерал Руслан Аушев, единственный кандидат в президенты Ингушетии. – Военный человек рассматривает дисциплину как нечто святое. А люди, особенно в Ингушетии, безумно устали от безвластия, беззакония, царивших здесь на протяжении двух лет. Им нужна сейчас дисциплина. Они хотят, чтобы ими управляли. Между прочим, эту тенденция наблюдаю и по всему бывшему Союзу. Смотрите, в Приднестровье Саня Лебедь, ему доверяют там. Он сразу начал с коррупции, это же не просто так. Я знаю, кандидат на пост президента Калмыкии Валера Очиров тоже генерал, Герой Советского Союза. Мы знаем друг друга с Афганистана. Тенденция, как говорится, налицо. Люди уже посмотрели и партократов, и демократов." (НГ от 01.93)
Похоже, российское демократическое движение, увлеченное парламентской полемикой и дисксуссией об Учредительном собрании просто не замечает реальных политических амбиций партии, "независимой от перепадов предвыборной конъюнктуры". А между тем напрасно идеологи этой партии утверждают, что это сугубо советский, а не западный вариант. На западе такие партии хорошо известны. Только вот их лидерами были не Саня, Валера или Русланчик, а Бенито и Адольф...
12-18 февраля
В последние месяцы заметно упала популярность движения "Демократическая Россия", без чьей поддержки Борис Ельцин не стал бы президентом и не удержал бы власть в августе 91-го. И в этом падении популярности сам Ельцин отчасти и виноват: став президентом России и взяв в советники нескольких бывших соратников по дем.движению, он тут же фактически отмежевался от всего движения в целом, заявив о своей принципиальной беспартийности. А ведь народ видел в нем харизматического лидера демократов (хоть сам он никогда и не декларировал своего партийного лидерства), и его позиция как бы "над партиями", придав ему особый авторитет и независимость, в то же время ослабила дем. движение – оно сразу потускнело, лишилось отсвета президентской харизмы, а с ней и заманчивой целеустремленности.
Здесь Ельцина надо понять. Одно дело – политик в борьбе за власть: роматическая стихия предвыборных схваток, митинги, буйное витийство, привлекательный для толпы антикоммунистический, антиаппаратный пафос; и совсем другое – обыденная государственная работа: тут митинговая вольница - плохая опора, тут, если не хочешь революции и анархии, ищи опору в структурах уже давно существующих, устоявшихся... Ну а как зовутся в России устоявшие структуры, мы хорошо знаем: имя им – аппарат. И каков этот аппарат, кем и для чего создавался - тоже помним. И помним, что еще недавно имя ему было: партаппарат.
Вопреки широко распространенному мнению, ни в июне, ни даже в августе 91-го демократы не пришли к власти в стране. Структура власти по сути осталась неизменной. Страной как руководила, так и осталась руководить мощная корпорация 3аппаратчиков. Новым же было то, что политические интересы аппарата к тому времени во многом совпали с политическим курсом президента Ельцина, а от части - и с декларациями демократов. Этим единым, общим - и для аппарата, и для демократов началом была заинтересованность в деидеологизации, или, точнее, в декоммунизации государственной, общественной и экономической жизни страны, что, в свою очередь, объясняется многолетним, особенно в последнее десятилетие бурно нараставшим процессом перерождения, коммерциализации самого аппарата.
Парадокс эпохи заключается в том, что аппарат , казавшийся опорой коммунистической доктрины или даже её субъектом, превратился едва ли не в главного её могильщика. Между тем в общественном сознании бытует стойкий предрассудок: мол, если вспоминаем 3аппарат , то речь обязательно идет о "командно-административной системе". И если говорим о реформе, то объектом её нужно считать всё ту же "командно-административную систему". И счастливое будущее - это когда "командно-административная система" будет заменена системой рыночных отношений. Именно так, несколько наивно, понимали свою задачу сами реформаторы: "В середине 80-х годов, когда с началом перестройки из жизни общества стал медленно, потом быстрее уходить страх перед начальником, вся громоздкая машина государственного управления начала давать очевидные сбои. К сожалению, рубли и рынок не включаются автоматически, как только райком партии утрачивает былую власть. Возникает институциональный вакуум, угрожающий самому существованию народного хозяйства," – так писал Егор Гайдар через девять месяцев после начала своей премьерской деятельности. ("Известия" 19 авг.92)
Тут всё наоборот: на самом деле райком партии утрачивает былую власть именно потому, что рубли и рынок включаются автоматически в доктринальную экономическую систему, переиначивая её, а вместе с ней и всю политическую картину. Но парадокс-то как раз и заключается в том, что хотя райком партии и утрачивает свою власть, 3аппарат райкома не только сохраняет её целиком и полностью, но даже и расширяет её сферу, впрочем, меняя формы распоряжения подвластной ему жизнью и собственностью, и, естественно, меняя вывеску на самом райкоме... И вот как раз для того, чтобы узаконить в общественном мнении новые формы их власти, аппаратчикам и понадобился временный альянс с демократами, – понадобилось демократическое прикрытие.
А демократы, казалось, были и рады обманываться. Еще в восторге от победы над "райкомом партии" (и даже над самим ЦК), еще с невысохшими слезами радости на щеках, демократы бросились, как им казалось, переиначивать существующие структуры власти и мечтали начать с изменения отношений собственности... но, увы, не тут-то было! (Мы здесь говорим только о деятелях искренних, идейных – о циничных карьеристах и ловких хапугах пока речь не идет).
Конечно, в демократическом движении были трезвые и рассудительные люди, которые предостерегали единомышленников от участия во властных структурах, понимая, что потеснить аппарат у руля страны на этом историческом этапе не удастся – слишком большая, прямо-таки всеобъемлющая власть сосредоточена в руках корпорации аппаратчиков. Но трезвые голоса не были услышаны. Возобладал наивный детский восторг: "Дайте скорее, дайте нам, дайте нашей партии... нашей группе... мне дайте провести реформу!" Да хоть в одном отдельно взятом городе, хоть в отдельном микрорайоне, хоть в одной булочной или парикмахерской. Да пожалуйста, возьмите!
И брали...
В понимании русских интеллигентов (а демократическое движение – интеллигентское по преимуществу) свобода – это прежде всего свобода слова, свобода передвижения, свобода голосовать в соответствии с собственными политическими симпатиями. Они и получили эти свободы... Но без свободы распоряжаться властью и собственностью.
И очень скоро выяснилось, что за пределами круга традиционных гуманитарных свобод демократы никакой реальной властью не обладают. И в принципе не могут обладать. Реальная власть над страной принадлежит аппарату, тесно сращенному со структурами ВПК и госбезопасности. Не тому 3баснословному аппарату времен "командно-административной системы", но сложившейся в недрах партийно-хозяйственно-административного аппарата теневой структуре мафиозного типа. Именно эта социальная сила и контролировала ход реформы в последние месяцы, включая то правительственные, то парламентские, то банковские механизмы.
Мафия и "структура мафиозного типа" – вовсе не одно и то же.
В Италии мафия – злокачественный нарост на теле государства, его болезнь, его беда. В России мафия или, вернее, то, что в просторечии в сердцах принято называть мафией – сама суть государственной и административной системы. Если не целиком и полностью, то в значительной степени нынешнее российское государство создано мафией – не демократами, не идеями Сахарова или Солженицынына, а именно мафией, в последние годы активно разлагавшей – и в конце концов разложившей доктринальные коммунистические порядки.
Эта мафиозная аппаратная корпорация внешне не выглядит как криминальная структура. Напротив, она имеет все черты легитимного государственного или хозяйственного аппарата, и во многих случаях прямо совпадает с ним. Существующие отношения круговой поруки и корпоративной зависимости здесь никак не конституированы, а скорее имеют характер непреложной обычной нормы, согласно которой вольное или невольное предательство интересов корпорации лишает субъекта её защиты и выводит его из сферы обычного права под жесткий свет административной или даже формальной юридической ответственности. (Именно таковы были обстоятельства всех этих "хлопковых", "рыбных" и прочих громких процессов, в ходе которых аппарат пожертвовал отдельными персонами, пытаясь укрепить позиции всей корпорации в целом.)
В пределах своих корпоративных связей 3аппарат , сколь может эффективно, осуществляет руководство хозяйственным и административным механизмом. Разрушение этих связей,- скажем, в результате антиаппаратной революции, к чему время от времени призывают радикалы,- привело бы к полному экономическому хаосу и социальной дестабилизации: вот тогда бы и возник тот "институциональный вакуум", о котором говорил Е.Гайдар. Наивно думать, что достаточно крутого парня мэром Москвы, чтобы покончить с хозяйственной мафией: город немедленно останется без хлеба и тепла... Впрочем, нет, – и крутого обойдут и объедут. Мафия непобедима. В известном смысле, она "кормит страну", – постольку, поскольку кормится сама...
По мере сотрудничества аппарата с демократами не только выявилась полная неспособность последних добиться сколько-нибудь заметного перераспределения собственности и власти, но и вполне прояснились стратегические интересы правящей корпорации: установить такую систему рыночных отношений, которая сохранила бы монополию 3аппарата распоряжаться всеми основными богатствами страны. Такая система (в отличие от коммунистической доктрины) вполне допускает институт частной собственности... но только в рамках круговой зависимости каждого собственника от всей корпорации в целом...
Понятно, что аппаратная модель общественного устройства намного ближе к здравому демократическому обществу, чем коммунистическая доктрина. Право частной собственности и стремление к открытым рыночным отношениям в исторической перспективе неизбежно окажутся сильнее корпоративной зависимости, разорвут эту зависимость, взорвут её изнутри. Вот тогда-то и придет смерть аппарата и начнется истинная демократизация России. Но кто же ищет собственной смерти?
Задача нынешних аппаратных политиков и идеологов – отдалить опасность, замедлить процесс, а для этого утвердить в общественном сознании такую идеологию, которая примирила бы принцип частной собственности с принципом крутого централизованного контроля над обществом и экономикой. Вот почему, отодвигая отработавших свое демроссовских деятелей, на первый план выходят разного толка государственники, державники, красно-коричневые, лево-правые, национал-патриоты. Согласно только что опубликованным данным (НГ от 3.2.93) в иерархии влиятельных политиков руководители "Дем.России" отстают не только от лидеров Гражданского Союза, откровенно представляющих интересы ВПК, но даже от одного из организаторов "право-левого" Фронта национального спасения Владимира Исакова, известного, к слову, своим бешеным антиельцинизмом . Иные социологи утверждают (И.Клямкин, например, в буклете, изданном в декабре), что сегодня за "демократов" голосовали бы лишь 5% избирателей.
Беда не в том, что демократы потерпели политическое поражение. Беда, что причины поражения во многих случаях оцениваются неверно. Говорят о том, как следовало вести себя в коалиции с аппаратом (Г.Попов в серии статей), тогда как надо бы говорить о роковой ошибке самого факта вступления в коалицию. И дело опять-таки не в расстановке сил в парламенте или в правительстве. Вступив в такую коалицию демократы утратили в общественном мнении самое сильное свое качество – нравственную чистоту, утратили само право аппелировать к власти от имени общественной морали.
В России во все времена недостаток политических возможностей оппозиции возмещался её нравственной определенностью. Ни диссиденты, ни Солженицын, ни Сахаров не имели никакой практической возможности влиять на ход политической жизни в стране. Но влиять на нравственное чувство общества они могли. И не это ли в конце концов и подтолкнуло аппарат к нынешним переменам!
Странно говорить, но деятели, шедшие в политику как наследники той самой диссидентской, сахаровской традиции, ныне потеряли право декларировать от её имени. Теперь на то место в обществе, которое занимали диссиденты, претендуют деятели с программами совершенно противоположного толка: Астафьев, Бабурин, Константинов... На них, а не на демократов работает теперь пафос обличения властей и образ народных заступников и радетелей за судьбу Отечества. И они день ото дня прибавляют в своем политическом влиянии, поскольку ныне, как никогда прежде, нравственные декларации становятся конструктивной политической силой.
Именно этой особенности своего нынешнего положения никак не могут постигнуть демократические политики. Как будто не в России живем! Как будто лишь дело техники - из коалиции перейти в оппозицию. Как будто идет нормальный парламентский процесс: сегодня одна группа депутатов у власти, завтра - другая. Как будто не выходили демократы на выборы (на борьбу!) аппелируя прежде всего к нравственному чувству общества. И как же легко забыли об этом.
Как же легко научились даже лучшие из демократических публицистов и теоретиков языку и методам своих противников: "Президента, исполнительную власть, видимо, постепенно будут прибирать к рукам другие. Эта сильная власть формируется без нашего участия. И если мы откажемся вовсе от него, как бы нам не проснуться однажды во тьме. И тогда уже никакую демократию защищать не придется, потому что она у нас между пальцев утечет. Вот поэтому я считаю, что и референдум нужен, и последующие выборы." Василий Селюнин. "Круглый стол" в сб. "Год после Августа. Горечь и выбор." М."Литература и политика" 1992.
Нельзя выходить на референдум и делать невинные глаза, что, мол, ничего особенного не произошло. Участвуя в правительственной коалиции не в качестве решающей силы, а как отвлекающий декоративный элемент, демократы потерпели не только политическое, но и моральное поражение, и мы все, и те, кто функционировал, и те, кто предостерегал от участия в политике такого рода и сторонился её (за что получили ирониченски-снисходительное прозвище: "невостребованные политики") - все мы вынуждены большими ложками хлебать мерзость своего положения, своего поражения. Многие забыли, что в политике никому не дано действовать от себя лично.
Эти люди забыли понять, от чьего имени действуют в политике и что станут отвечать тем, кто полагал, что они действуют от их имени. Что им мешали? Что их обманули, подставили? Полноте, это вы сами себя подставили. Хорошо, кто по наивности, а хуже – по корыстному расчету.
Я говорю об этом не в укор, а с сожалением. Эти люди были частью нашей силы, и эту часть своей силы мы, если не потеряли вообще, то сильно поутратили. И я не знаю, как нам её восстановить. Потому что к избирателям не придешь просить прощения: мол, я больше не буду. Надо идти с точной программой, как именно буду, и доказать избирателю, что будешь-то именно так. И отвечать, если обещанное не выполнено...
Еще и еще раз, демократам нельзя выходит на референдум, не покаявшись публично в собственных ошибках, не вскрыв их нравственные причины. В России мораль и политика сегодня идут рука об руку. И видимо, еще долго будет так.
26 февраля - 4 марта
Словно в тягостном кошмаре, день ото дня, год от года, от поколения к поколению повторяются в политической жизни России всё одни и те же абсурдные сюжеты... Чуть больше недели тому назад бывший член Политбюро и бывший же председатель КГБ Крючков пуб лично обвинил своего бывшего коллегу, бывшего члена Политбюро Яковлева в том, что тот - агент ЦРУ с тридцатилетним стажем. Обвинение не было четко сформулировано, но вполне в традициях та кого рода литературы было размазано по площади целой газетной полосы в "Советской России". Никаких прямых доказательств здесь нет, но ряд темных догадок, глухих намеков, туманных сопоставлений, аппеляций к мнению неведомых профессионалов ("профессионалы знают, что..."), ссылок на "какие-то неведомые силы", мешавшие докапаться до истины (это председателю-то КГБ неведомые и мешавшие!) - всё это делает свое дело, и вот уже через пять дней, 18 февраля, та же газета публикует письмо Президенту Российской Федерации Б.Н.Ельцину от "группы народных депутатов СССР" (С.Умалатова, А.Макашов, А.Денисов и др.), где четким текстом сказано, что бывший председатель КГБ обвиняет "гражданина России Яковлева Александра Николаевича в шпионаже в пользу США на протяжении 30 лет," и что "бывший президент СССР Горбачев Михаил Сергеевич, получив доклад о шпионской деятельности Яковлева А.Н., не предпринял никаких мер, в результате чего, надо полагать, стал соучастником преступления, являясь высшим должностным лицом государства."
Дело серьезное, но, понятно, не содержанием, а методом исполнения. Текст, подписанный Крючковым, явно принадлежит перу литератора-профессионала: тут есть даже попытка живописать словом и лепить литературные портреты: "Горбачев молча ходил по кабинету. "Неужели это Колумбийский университет, неужели это старое?!"- вдруг вырвалось у него. Спустя какое-то время Михаил Сергеевич взял себя в руки и, как всегда в таких случаях, начал искать не решение возникшей проблемы, а думать, как уйти от неё.
"Возможно, с тех пор он, Яковлев, вообще ничего для них не делал,- заглядывая мне в глаза, лепетал он..." Это конечно, писал некий мастер советского детективного жанра. Нет, нет, дело очень серьезно. И хотя последующее "письмо депутатов" по-армейски прямолинейно, а местами и вовсе безграмотно, вся акция в целом (а в эти же дни некий "народный трибунал" занялся обвинением Горбачева в измене Родине и прочих подобных преступлениях) выглядит как тщательно продуманное и профессионально организованное мероприятие, цель которого - внедрить в общественное сознание как четкую формулу новейшей истории ту мысль, что поражение коммунистов и процесс демократизации России есть на самом деле широкомасшабная операция спецслужб США, ФРГ, Израиля и их союзников... Мотив хорошо нам знакомый, но в новых условиях звучащий свежо и многообещающе: шпиономания - большая политика.
Россия - страна всеобщих словесных формул. Влияние политической лингвистики на положение в стране порой сильнее, чем даже влияние экономических или социальных проблем. Каждая новая эпоха в жизни народа начинается вовсе не победой на выборах, а именно внедрением в общественное сознание той или иной идеи, облаченной в словесную формулу. Яковлев - что! Яковлев - частный случай. Даже опереточный трибунал для обвинений Горбачева - пустое. Дело идет о вещах куда более основательных: дело идет о том, чтобы внедрить в сознание общества, что экономический хаос, падение империи, 2.000.000 беженцев, 100.000 погибших в национальных конфликтах, 40.000 жертв умышленных убийств и даже 80.000 жертв самоубийств последних двух лет - всё это не кровавое наследство коммунистов... а целенаправленная акция американцев и мирового сионизма.
Конечно, можно отмахнуться как от бреда... Но идеи, даже бредовые, раз возникнув в общественном сознании, живут и развиваются по своим законам. Мысль о враге, а чаще миф о враге - всегда удобен, а иногда и просто спасителен для политика: можно не заботиться о конструктивных программах, но ответственность за ситуацию в стране переложить на врага. И что самое важное, возникают возможности для консолидации общества на идеях мифической опасности извне.
При этом речи не идет о действительном ухудшении отношений с Америкой или Израилем. Взаимные интересы усиливаются. Торговля растет... Едва ли не в тот же день, как появились откровения Крючкова, на Красной площади была сооружена огромная символическая открытка: подходи, пиши письмо неизвестному американскому другу, оставляй адрес, вступай в переписку. Да и сами коммунисты и прочие лево-правые с надеждой смотрят в руки американцам: делегации членов "непримиримой оппозиции" постоянно курсируют за океан. Общеизвестно, что неистовый коммунист Лигачев живет на деньги, полученные в Америке за книгу, и в печати даже называется точная сумма.
Теперь не сталинские и даже не брежневские времена, и миф о враге вполне уживается с добрым отношением к самому "врагу". И ничего удивительного: миф этот - лишь факт _внутренней политики. Яковлев же, Горбачев, многочисленные "агенты влияния" и прочие, чьи имена вплетены в детективную историю о коварстве западных
спецслужб, на самом деле не более как случайные персонажи. Важны не имена, а тенденция. Можно и без имен, но суть политического приема от этого не изменится: "...иностранные спецслужбы проявляют особый интерес к дельцам теневой экономики и авторитетам организованной преступности: выходят на них с прямыми вербовочными предложениями, создают им благоприятные условия для расширения преступных деяний, оказывают содействие в налаживании связей с международными преступными организациями и группами, которые распространяют через территории России крупные партии фальшивой валюты, огнестрельного оружия и наркотиков; не брезгуют ничем, чтобы протащить на российский рынок ядовитые алкогольные напитки и табачные изделия, низкопробную печатную и видеопродукцию, пропагандирующую культ насилия." Это уже цитата из выступления на недавнем совещании в Кремле нынешнего главы министерства безопасности России Виктора Баранникова. Его детективная история, кажется, построена на другой фактуре, но идейная подоснова та же, что и у предшественника: снова главный враг России - иностранные спецслужбы, снова - ни единого конкретного факта.
Иногда для того же самого сюжета используется, кажется, и вовсе неподходящая фактура... но тем-то и хороша идея, что универсальна. Вот, например, как оценивается факт передачи баптистам храма Покрова Пресвятой Богородицы в Санкт-Петербурге: "С тех пор наша святыня стала местом распространения чуждых, зачастую оскорбительных для русского православного духа лжеучений, насаждаемых с Запада, щедро оплачиваемых валютой и "гуманитарными подачками" ( "Советская Россия 18.2.93).
Здесь на самом деле нет ни ксенофобии, ни шпиономании. Речь идет лишь об эффективных политических приемах и принципах, хорошо отработанных коммунистами в прежние времена. И не надо думать, что эти приемы и принципы унаследовали только неокоммунисты и их политические союзники или вечные и неизменные по своим методам органы госбезопасности. Люди, достаточно близко работавшие с "командой Ельцина" считают, что в окружении президента тон во многом задают деятели, для которых именно "образ врага" служит основой их политических концепций. Главный государственный инспектор России Юрий Болдырев утверждает, что каждый раз на пути к Президенту приходится иметь дело с теми,"кто все наши промахи объясняет происками врагов, - постоянно навязывает идею конфронтации и убеждает, что "весь народ поддержит"... ( МН N8 0 21.2.93)
Говоря о врагах, люди Ельцина имели в виду политических противников. Но согласно принципам советской политической мифологии, которые, по-видимому, используются и в нынешних идеологических конструкциях, наличие внутреннего, домашнего врага не решает еще всех политических проблем. У такого врага есть поддержка в стране, такой враг даже и не враг вообще, а лишь политический противник. И тут возникает великий соблазн сделать из него "агента западных спецслужб", "шпиона с тридцатилетним стажем", - и тогда политический противник перестает существовать, но возникает враг Отечества...
Сумеют ли те, кто ныне у власти, справиться с этим соблазном? Разве не туда клонит министр Баранников?.. А уж если они сами проиграют, им-то точно именоваться "партией шпионов".
Только что Генеральный прокурор России В.Степанков публично заявил (Известия 20.2.93) , что своей публикацией " Крючков поставил себя в двусмысленное положение: он знал о якобы совершенном Яковлевым тяжком государственном преступлении - о шпионаже или измене Родине, но в сговоре с Горбачевым сокрыл государственное преступление... Так что ему придется активно ходить на допросы уже по новому делу." В полном соответствии с законом.
И общественное внимание, в полном соответствии с законами жанра детективной политики, еще долго будет приковано к выяснению: кто есть американский агент? Шпиономания - сильный прием!
9 -15 апреля
Американцы опоздали со своей помощью России, как минимум, на полгода. Миллиард шестьсот миллионов долларов, которые президент Клинтон при встрече в Ванкувере спешно пообещал Борису Ельцину для поддержания российского малого бизнеса и программы приватизации, вряд ли успеют существенно повлиять на положение дел, даже если и впрямь будут предоставлены в самое ближайшее время. Внутриполитические процессы в стране набирают сейчас такое ускорение, что именно они, а не зарубежные вливания вот-вот определят окончательно и порядок приватизации, и судьбу бизнеса, а может быть, и вообще судьбу России...
Но не о борьбе президента с парламентом ведем речь. Не здесь решается будущее страны. И президент, и депутаты, надо полагать, сами хорошо понимают, что их собственная судьба и исход их противоборства зависят больше от того, как, с какой скоростью будут развиваться два глубинных, два конкурирующих между собой, два взаимоотрицающих процесса: приватизация – с одной стороны, и с другой – формирование и утверждение в обществе новой политической доктрины, отрицающей и приватизацию, и вообще все начатые Ельциным экономические реформы.
Это движение на параллельных курсах, эта гонка двух общественных тенденций, эти бега на ипподроме истории захватывают своим азартом: вот-вот, еще месяц, еще несколько недель и ваучерная приватизация победно вырвется на финишную прямую, и тогда уже никто не сможет повернуть страну вспять... вот-вот, еще месяц, еще несколько недель и, напротив, победу одержат политические силы, которые стремятся задержать, замедлить приватизацию, направить реформу по новому (или, вернее, по ново-коммунистическому, национал-тоталитарному) руслу. Кто первый? Впрочем, азарт гонки не мешает нам с тревогой понимать, что дело-то идет не только о будущем двух политических сил, но о нашей собственной судьбе, о судьбе наших близких, о судьбе страны.
Процесс ваучерной приватизации широко освещается средствами массовой информации. Вокруг него даже пытаются создать некоторый общественный ажиотаж. Главным пропагандистом и глашатаем здесь выступает председатель Госкомимущества Анатолий Чубайс. Цифры, которые он регулярно, каждый раз с нарастающим итогом, сообщает с телеэкрана, весьма впечатляют. Ваучеры получили уже более 9% граждан России. Чековые инвестиционные фонды развернули свою деятельность по всей стране. Почти половина предприятий розничной и оптовой торговли, общественного питания, бытового обслуживания перешли в частную собственность. Разворачивается приватизация средних и акционирование крупных заводов и фабрик, и мы уже слышим по телевизору знакомые названия: волгоградский тракторный, московский автомобильный, уральский машиностроительный... Еще немного, и скоро каждый россиянин станет собственником, – если не предприятия, то, по крайней мере, собственником акции, дающей право на участие в прибылях того или иного предприятия.
Однако, несмотря на шумную пропагандистскую кампанию, с самого её начала ни для кого не было тайной, что в процесс ваучерной приватизации вовлекается не более четверти всех производственных предприятий, - ничтожно малая часть от всех материальных богатств страны. Но тот факт, что земля, леса, сельскохозяйственное производство, все предприятия оборонного, угледобывающего и нефтегазового комплексов, транспорт всех видов, ряд крупных машиностроительных заводов и многие, многие другие хозяйственные объекты не подлежат приватизации, вовсе не означает, что форма владения этими объектами осталась той же, что была, скажем, в сталинские времена или при Хрущеве.
Процесс приватизации начался вовсе не в последние годы и уж конечно не с выпуском ваучеров. По сути он давно идет. По крайней мере, - уже именно как процесс, – с конца шестидесятых-начала семидесятых годов, когда началось внутреннее разложение социалистической системы, коммерциализация командно-распределительных отношений во всех сферах жизни. Тайные (хотя на самом-то деле – всем очевидные) связи всеобъемлющего черного рынка протянулись через все управленческие структуры. Логика этих рыночных отношений требовала иных, чем прежде, отношений собственности и создавала для них соответствующие возможности. Во многих случаях сам процесс назначения человека на распорядительную должность (партийную, хозяйственную или административную) проходил именно в сфере отношений черного рынка, – то есть, попросту говоря, за должность приходилось в той или иной форме платить, она как бы покупалась или даже покупалась впрямую. Понятно, что обретенную таким образом должность, или иначе – право распоряжаться собственностью, – нельзя без последствий отнять простым волевым решением. (Можно лишь заменить должность на должность, не сместить, а переместить человека – не в этом ли и состоит корпоративная прочность аппаратной номенклатуры ?) Таким образом над каждым экономическим объектом поставлен свой, вовсе неслучайный хозяин-распорядитель. У него нет формального права владения, но внутриаппаратные правила (круговая порука?), закрепленные в корпорации как непреложный обычай, на котором, собственно, и держится вся сила корпорации, – это правило гарантирует права крепче, чем любой юридический акт.
Казалось бы, слабый поток ваучерной приватизации (хотя над ним и пытаются воспроизвести шум мощного водопада) сегодня никак не может угрожать реальной власти аппаратных хозяев. Но впрямую не претендуя на ту собственность, которой продолжает распоряжаться корпорация аппаратчиков, этот процесс создает опасную для аппарата правовую атмосферу, в которой законность частного владения оказывается более убедительна, чем законность аппаратного распоряжения собственностью. Короче говоря, та яростная конкуренция двух тенденций, о которой мы говорили выше, целиком происходит в сфере идеологии, в сфере государственного права, – и объектом её сегодня является формирующаяся государственная доктрина России.
Всё сказанное выше не означает, что люди, принадлежащие к правящей корпорации – принципиальные противники частной собственности. Напротив! Ведь именно назревшая необходимость перестройки отношений в экономике вообще и отношений собственности, в частности, и подтолкнула правящий аппарат к реформам. Неповоротливая коммунистическая доктрина уже с шестидесятых годов ощущалась как препятствие для новых коммерциализованных отношений, которым ближе соответствовали появившиеся тогда же предложения о предоставлении большей самостоятельности предприятиям.
Развитие политического процесса в стране до августа 91 года вполне устраивало аппарат, поскольку сохранялась главная основа законности аппаратной власти – коммунистическая доктрина, с которой обязано было считаться всё общество в целом, но вовсе не всегда должны были считаться сами аппаратчики. И хотя это прикрытие сильно истончилось и местами зияло огромными дырами, его всё же хватало, чтобы под его покровом вести свою, аппаратную приватизацию, суть которой заключалась в том, чтобы утвердить в стране две основные формы распоряжения собственностью: одну – номинально государственную, а фактически прямо аппаратную, основанную на обычаях внутриаппаратных отношений, полностью в рамках внутреннего корпоративного контроля; и вторую – номинально частную, но такую, которую субъект может получить только из рук аппарата, оставаясь связанным с корпорацией возникающими по этому поводу обязательствами, оставаясь по сути дела под полным контролем корпорации. (Самым простым и наглядным примером такого рода "приватизации" было создание частных и акционерных предприятий на деньги КПСС, которые выдавались под расписку, содержащую соответствующие обязательства.)
Конечно, нынешнее развитие политических событий в России и идеологическую борьбу в обществе нельзя ставить в прямую и однозначную зависимость от экономического интереса тех или иных групп общества, – это было бы грубым упрощением. Но в то же время и отрицать существование такой связи в принципе – было бы непростительным политическим легкомыслием, – особенно когда речь идет об интересах правящей страной корпорации аппаратчиков. И если возникновение различных идеологий насилия (нео-коммунистической, национал-тоталитарной и др.) вобщем-то, нормально и естественно даже в традиционно-демократических обществах, то их сегодняшняя широкая пропаганда в России (газеты, время на ТВ), их всё более реальная претензия на власть возможны только в случае, если нужду в них почувствовал аппарат.
Недавно состоявшийся восстановительный съезд российской коммунистической партии не дал обществу никакой новой информации о коммунистах. Их экономические программы содержат лишь обычную для всех нынешних политиков социальную демагогию и традиционные для коммунистов принципы государственной (общенародной) собственности – то есть те самые принципы, которые уже однажды были ими испробованы на деле (о результатах читай выше). Вообще при всей претензии на обновление, увы, ничего нового не видать. Не вдаваясь в анализ скучных (и главное – лживых) программ, обратимся к неким фундаментальным, установочным идеям, высказанным накануне съезда бывшим членом политбюро КПСС Геннадием Зюгановым, за что, видимо, он и был избран лидером возобновившейся партии.
Итак, какое будущее коммунисты готовят России? Как истинный диалектик, Зюганов пытается рассмотреть конуры будущего, вглядываясь в недавнее прошлое: "В партии, которая называлась ВКП(б), КПСС и РКП, состояли отцы ГУЛага Ягода и Берман, певец США Арбатов и "лучший немец" Горбачев. Но в её же рядах находились сержант Павлов и маршал Жуков, ткачиха Гаганова и академик Королев. В единой нашей партии на самом деле было две партии: партия проходимцев, искавших только личной выгоды, и партия патриотов, не за страх, а за совесть служивших своему Отечеству... В эпоху ВКП(б) благополучие партии проходимцев зависело только от милости вождей. В эпоху же КПСС, когда значительно расширились контакты с Западом, она получила шанс вкушать от долларового пирога и стала постепенно превращаться в партию измены...В 1991 году партия измены захватила все рычаги власти, и первым её шагом стал запрет партии патриотов, оставшихся под крышей КПСС и РКП..." ("День" N6 за 1993 г. 14-20 февраля).
Дальше можно не цитировать, поскольку политическое мировоззрение лидера русских коммунистов и его понимание ближайших политических задач с исчерпывающей полнотой проявилось уже в этих нескольких строках. Свойственный коммунистам взгляд на политику как на уголовную разборку можно было бы посчитать внутренней проблемой партии, если бы мы не знали, что придя к власти, коммунисты немедленно свои внутренние проблемы проецируют на всё общество в целом. Сталин ведь и был лет этак двадцать пять кряду занят отмежеванием патриотов (или верных ленинцев) от предателей, купленных Западом. И поэтому можно однозначно предсказать, что возврат коммунистов к власти в России грозит новой волной репрессий и террора.
Впрочем, если бы речь шла о силе и влиянии одной только компартии, можно было бы особенно не беспокоиться: не сумев сохранить власть, когда в руках были все её прерогативы, они вряд ли способны сегодня пробиться к власти в одиночку. Скорее надо иметь в виду приход к власти коалиции партий и движений, близких по духу. И такая коалиция есть.
Идеология ненависти, неизбежно ведущая к кровавым разборкам на государственном уровне, культивируется не одними только коммунистами, но и большинством организаций, входящих во Фронт национального спасения (который, к слову, был совсем недавно официально зарегистрирован как общественная организация). Вовсе не эпатажной выходкой выглядела публикация в газете "День" архивной фотографии: колонна военнопленных немцев ведомая по Москве, – и подпись: "Так поведут и демократов". И поведут!
В число ведущих идеологов, созидающих новую государственную доктрину для России, в последнее время заметно выдвигается митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн. Он не так прямолинеен и груб, как Зюганов. Тексты его публичных выступлений всегда тщательно выстроены, для различных целей автор использует различные языковые средства: скажем, о временах коммунистической власти в стране он говорит, не то, чтобы сочувственно, но неизменно возвышенно, в тонах эпических, как о неизбежной судьбе... О современной же политической ситуации – с использованием сниженной лексики, презрительно, с иронией, или же и вовсе яростно обличая, бичуя, пригвождая. Любит цитировать святейшего патриарха Тихона. Но цитирует странным образом: слова, обращенные первосвятителем против зла, содеянного коммунистами, владыка переадресует... тем, кто успешно противостоял коммунистам.
"Мое мировоззрение сегодня апокалипсично",- заявляет митрополит Иоанн, и нам, мирянам, остается только гадать, отчего это мировоззрение иерарха, человека немолодого и многому в жизни бывшего свидетелем, - отчего это его мировоззрение стало апокалипсично не в годы коллективизации, когда коммунисты растоптали душу русской деревни и уничтожали цвет русского крестьянства, и не тогда, когда совершалось "главное преступление двадцатого века" (В.Шаламов) и миллионы невинных заполняли лагеря ГУЛага, и не в годы, когда православные иерархи и миряне погибали за веру, не желая, подобно иным, служить бесовской власти, и даже не тогда, когда на воды пала апокалипсическая звезда-Полынь-Чернобыль... а именно тогда пришел владыка к апокалипсическому мировоззрению, когда коммунисты потерпели сокрушительное политическое поражение. И не от кого-то извне, а от собственного воспрянувшего народа. Вот только тут и почувствовал "смиренный Иоанн", что приближаются последние времена...
Кажется, митрополит Иоанн и член политбюро Зюганов принадлежат одной партии. По крайней мере исходные принципы при взгляде на новейшую историю России, на современное положение и на желательную в будущем форму государственности у них одни и те же. И первая основа этих принципов - представление о внешнем враге, на счет которого можно было бы списать все внутренние проблемы страны, общества и самой церкви:
"– Не есть ли такая политика часть какого-то всемирного заговора против России?"- спрашивает Иоанна интервьюер, имея в виду положение в стране.
– Совершенно верно. Согласен с этим, – готовно отвечает владыка...
– Так вы за изоляцию России?
Да, разумная изоляция нужна России как лекарственное средство" ("День" N1 за 1993 года)
Я уже как-то вспоминал в своих заметках, что политическая мечта митрополита Иоанна – русская национальная диктатура. И есть все основания полагать, что мечту эту разделяют сегодня и та часть аппаратной номенклатуры , которая ищет способа отказаться от проводимых Ельциным реформ, но восстановить утраченную было легитимность аппаратного всевластия с его черным рынком, коррупцией и доступом к привилегиям только своих, меченых участием в темной мафиозной корпорации. И если этим мечтам владыки Иоанна и его коммунистических единомышленников суждено сбыться, если смертельно раненный "красный зверь" сумеет исцелить свои раны, вот тогда-то и придется нам, русским вспомнить, что речено было в Откровении:
"И дано ему вложить дух в образ зверя, дабы образ зверя и говорил, и делал то, чтобы убиваем был всяк, кто не будет кланяться образу зверя.
И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их;
И что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет сие начертание, или имя зверя, или число имени его." Отк.13, 15-17
Не эти ли, с начертанием на челе, и поведут демократов?
Святители земли русской, молите Бога о нас.
16-22 апреля
Меня реабилитировали…
То есть не меня одного, понятно, а всех, кто был осужден по "политическим статьям", – и меня вместе со всеми. Если бы это событие произошло лет пять-шесть назад, вскоре после освобождения из лагеря, я, верно, был бы склонен придать ему политическое значение и думать, что это добрый знак перемен и что власти всерьез ищут возможности опереться на те нравственные и политические принципы, которые утверждались вчерашними диссидентами и зэками. В ту пору я даже обращался с письмом к Горбачеву, настаивая на публичном пересмотре моего дела, предлагал устроить действительно открытый процесс, из которого всем его участникам и публике можно было бы извлечь некоторый полезный общественный опыт. И мне и сегодня не стыдно за ту свою наивность: намерения властей были в то время не вполне ясны, и такого рода попытки казались вполне оправданы... Но, конечно, ни процесса, ни даже ответа на моё письмо не последовало. Или нет, был коротенький ответ из прокуратуры: мол, не дергайся, всё путем, и осужден на свои шесть плюс пять ты был совершенно правильно. Вот и всё, намерения властей вполне прояснились, – и на том спасибо.
И вот теперь меня реабилитировали. Из почтового ящика я извлек письмо московской прокуратуры. Некий чин (не тот ли самый?) извещал, что мое заявление с просьбой о реабилитации рассмотрено и удовлетворено. Письмо озадачивало: теперь никаких заявлений и, тем более, "заявлений с просьбой" я не делал и делать не собирался. Да и в справке, приложенной к письму, строгим юридическим языком сказано, что я реабилитирован вовсе не в ответ на заявление, а потому что еще полтора года назад вышел Закон о реабилитации жертв политических репрессий.
Впрочем, думаю, прокурору было наплевать, писал я заявление или нет. Он исполнял заведенный порядок реабилитации. Не мне первому он посылал такое письмо. Не меня первого возвращал в сферу правовой гармонии. В правовое пространство, как теперь говорят. Чего же мне еще надо? И если бы я начал плести что-нибудь вроде того, что я – не жертва, и что репрессии – не судебная ошибка, но форма политической борьбы, и на свободе я оказался только потому, что политическая тенденция, которую я поддерживал, победила,- если бы я начал всё это объяснять нашим нынешним юристам и законодателям, то они... всё равно прислали бы мне справку о реабилитации, написав, что моё "заявление с просьбой" рассмотрено.
Что такое реабилитация? Восстановление в правах и самих норм права? Восстановление честного имени? Торжество истины?
Мы ведь не первое поколение советских зэков, которых реабилитируют. Реабилитация 58-й статьи, начавшаяся после смерти Сталина, была как бы предвозвестником общественного подъема шестидесятых. О ней все знали и все говорили. О ней много писали. Она возвращала тысячи репрессированных к нормальной жизни, – хотя бы речь шла и всего только о советских нормах и стандартах. Но ведь в том-то и дело, что сами нормы и стандарты менялись вместе с ходом реабилитации – такой тогда возник напор общественного мнения. Вспомним, что именно с началом той реабилитации хлынул поток самиздата и пришли к нам тексты Мандельштама, Пастернака, Шаламова, Солженицына. Волны той реабилитации ударяли в самые основы коммунистической системы...
Впрочем, и в те времена не все одинаково оценивали происходящее. Знаменитый Тимофеев-Ресовский, по воспоминаниям, никогда не обращался за реабилитацией, полагая, что порядочный человек не должен просить у бандитов восстановить его честное имя. ("Известия" 3.4.93) Он понимал, что советская реабилитация создает единое – и для палачей, и для жертв палачества – правовое и нравственное пространство. Бандиты остались у власти. И единство с ними ему претило...
Сегодня - иные времена, иная реабилитация. Она ничего не предвозвещает, поскольку запоздала, как минимум года на три: по крайней мере, уже три года назад некоторые бывшие политзаключенные были избраны народными депутатами России - то есть даже с формальной стороны реабилитация состоялась де-факто. В общественном же мнении политзаключенные последней волны к тому времени и вовсе не нуждались в реабилитации. Хотя наша деятельность, наши инициативы (семинары, издания, правозащитная активность, общественные организации и клубы), а иногда и сами демократические идеи и принципы воспринимались настороженно даже еще в начале 1988 года, уже несколько месяцев спустя основной поток общественного развития начал с ними вполне совпадать – и идейно, и методами противодействия коммунистической доктрине. Скажем, в таких дискуссионных клубах поздних восьмидесятых как "Перестройка" и "Московская трибуна" грань между интеллигенцией диссидентской (и бывшими зэками в том числе) и новой демократической интеллигенцией стиралась вовсе, а к началу 1990 года эта грань исчезла и в широком общественном плане...
Кому же нужна нынешняя бумажная реабилитация? Я понимаю, что для многих моих лагерных товарищей, чей быт, профессиональная деятельность, а иногда и семейная жизнь были сломаны арестом и заключением, реабилитация, – даже с её скромной денежной компенсацией, с её пусть ничтожными, но всё же в нищей России важными бытовыми привилегиями, – благо... Но так ли благотворно и её политическое и общественное значение?
Не хочу ни быть, ни слыть нигилистом. Понимаю, что строительство правового государства, о котором так много говорят буквально все нынешние российские политики (и наследники большевиков, в том числе) не может происходить без правового урегулирования взаимоотношений различных политических сил, – и в том числе, между вчерашними диссидентами-политзэками, с одной стороны, и нынешними правоприемниками вчерашнего государства, с другой. Но в то же время не могу не видеть, что нынешняя реабилитация 3на равных вводит в единое правовое пространство и вчерашних диссидентов-полтизэков, и бандитов-гэбешников, через кого и осуществлялся коммунистический беспредел. Не только, и даже не столько меня реабилитируют, сколько мерзавцев следователей КГБ. С них теперь взятки гладки - государство на себя взяло ответственность за их мерзости. Они понимаются лишь как нравственно нейтральное орудие государственной политики, лишь как механизм – а с механизма какой спрос? Недаром ведь неоднократно подчеркивалось, что одним из главных инициаторов акта реабилитации выступили органы госбезопасности. Похоже, им-то и нужнее, чем кому бы то ни было.
Ладно, всё таки "мерзавец" – не юридическое понятие, и возможно так и должно быть, что мы и они должны быть в едином правовом пространстве. Но беда в том, что при этом возникает и объединяющее нравственное поле,- не это ли их главная цель? И в этом едином нравственном поле мы – жертвы, то есть сторона слабая, некий объект несправедливости и унижения, тогда как они – сила, пусть ошибавшаяся, допускавшая нарушение норм и т.д., но всё же сила, нашедшая теперь мужество отказаться от собственных ошибок и при этом остающаяся силой.
Этот образ пассивной жертвы – принципиальная удача творцов советской мифологии. По разряду жертв и по сю пору стараются провести всех нынешних и прежних противников коммунистического режима. Недавно в одном историко-литературном семинаре я слышал доклад бывшего заместителя начальника ленинградского КГБ Олега Калугина о слежке органов безопасности за Анной Ахматовой. Генерал добросовестно рассказал нам, с какого времени и по какому поводу началась "оперативная разработка" поэтессы, как и какими методами велась. Не называя имен, он определенно дал понять, кто именно из её приятельниц регулярно и подробно "стучал" на нее. Слушатели узнали немало о бытовых привычках, о характере и даже о подробностях интимных отношений той, кого докладчик, следуя документам, запросто называл Аней. (Господи, неужели они все между собой называли её Аней?) И хотя ничего нового о методах КГБ мы не узнали, многие из присутствовавших как бы растерялись от неожиданной интимности информации. Было ощущение, что близкий человек унижен и оскорблен в нашем присутствии. Да и себя мы чувствовали, как если бы нас заставили коллективно заглянули в замочную скважину... Но вот попросил слова известный историк Арсений Рогинский, политзаключенный последней волны. Он напомнил только, что Анна Андреевна доподлинно знала о тесной слежке. Он предъявил несомненные доказательства этого её знания, – и вмиг всё только что услышанное нами чудесным образом преобразилось: вместо человека униженного и оскорбленного, мы увидели святую, возведенную на место казни, но сохранившую мужество не отступиться от своей правды. Не жертву, но борца. Победителя.
И вчерашние политзаключенные – не жертвы, но победители. И мы от своей нравственной победы никогда не откажемся. Не надо "охоты на ведьм". Может быть, и закон о люстрациях не нужен. Но должен быть морально осужден сам принцип сознательного служения тьме. Ведь что-то же значат эти два слова: нравственный выбор. Неужели от этого дара божьего у нас в России отказались напрочь – на уровне общенациональном?
Боюсь, что без этого нравственного размежевания с прошлым, не будет прочным и нынешнее единое правовое пространство, в которое нас загнали при помощи серой справки о реабилитации, опущенной в почтовый ящик вместе с вечерними газетами и рекламой американских консервов для собак. Созданное небрежным актом нынешнего, по большей части, коммунистического Верховного совета, оно легко будет расколото, если всю полноту власти в стране возьмут завтрашние коммунисты (с приставкой «национал»). Им уже и сегодня это непрочное правовое единство общества кажется смертельно опасным, и они охотно объясняют, какие репрессии готовят демократам.
Они знали и знают: мы не жертвы. Мы – сила.
26 августа – 1 сентября
Ни избирательные кампании, ни референдумы, ни широкие опросы общественного мнения не дают такого точного представления о мечтах и чаяниях провинциального русского обывателя, какое можно получить, заглянув на последнюю страницу "районки" - местной газеты какого-нибудь среднерусского сельского района. Здесь печатают оплаченные поздравления и пожелания в стихах, простодушные четырех- и восьмистишья, запас которых в редакции не так уж и велик, а потому и получается, что всякий, кому пришло время праздновать день рождения или юбилей, неизменно получает одни и те же пожелания. Впрочем, какие еще иные нужны?
... А все невзгоды и ненастья
Пусть уплывут с морской волной.
Это страница наивного ритуала, наивной надежды, наивной жажды спокойной, благополучной, счастливой жизни, где нет ни материальных проблем, ни политики, ни начальства, ни трудовых... чего? как теперь надо сказать? подвигов? будней?
Мы заметим: эти газетные поздравления – обыкновенный кич, – и будем правы. Но что делать с этой нашей правотой? Мы ведь здесь ведем речь не о социальном явлении и не об эстетическом феномене, а более о подписях под этими неуклюжими стихами, под этими смешными и трогательными поздравлениями, – о подписях, напоминающих, что и при великом множестве социальных феноменов и явлений, в которые вовлечен каждый современный человек, при великом множестве социальных общностей, к которым он в этой связи вынужден принадлежать, есть еще и такие, как "кумовья" или "родня", да и просто есть люди, которые имеют право и удовольствие подписываться как "племянница Танюшка", "зять Константин", "сноха Валентина"...
Это конечно не значит, что современная районная газета стала рупором безоглядного индивидуализма собственных читателей. Те же племянницы, зятья и снохи на других полосах газеты выглядят совершенно иначе, – тут они уже вполне вплетены в канву общественных явлений, и представлены на фоне трактора или уходящего вдаль ряда коровьих хвостов. Несмотря на то, что российская "районака" уже года два как перестала быть "органом райкома КПСС",это никак не сказалось ни на её внешнем облике (всё та же серая, рыхлая бумага и грязная печать), ни на её содержании. Да и то сказать: оттого, что районный управленческий аппарат перестал именоваться райкомом и весь как был перетек в структуру районного совета, где изрядно коммерциализовался, "орыночился", схема управления районом несильно изменилась. Всё в районе по-прежнему находится в распоряжении тех же аппаратных чиновников, того же председательского корпуса, да и просто тех же персон. И хотя газета, которую аппарат этот, эти персоны по-прежнему издают, и сменила неуместное теперь напористо - агитационное название "Вперед" или "За коммунизм" на какое-нибудь нейтральное, вроде "Районного вестника" или "На земле (следует название района)", задачи-то перед ней ставятся прежние: внедрить в общественное сознание некий обобщенный образ героя времени. Дать образец социального мышления и поведения, образец для подражания.
Вот фотография. Сергей – шофер. Вкалывает на тяжелом вездеходе "Урал". Вкалывает от души, добросовестно. Не поймет только одного: почему это у производственников низковата зарплата? Не выше 15 тысяч. Мизер по нынешним временам... "Впрочем, – замечает газета, – это его пока не угнетает." Фото сильно смазано, но видимо, герой улыбается, поскольку дальше о его улыбке: "Он уверен, были бы руки, заработки в конце концов будут."
Вот еще одна фотография. Андрей работает на скрепере. Круглый год он равняет дороги, ведущие к животноводческим фермам, чтобы к ним свободно мог подъехать транспорт. "Трудом своим безупречным на протяжении сорока лет..." О том, что за сорок лет можно было бы построить такие дороги, которые не нужно постоянно равнять скрепером – ни слова.
Позволю себе роскошь пространных цитат из корреспонденции, опубликованной 12 апреля с.г. в районной газете "На земле шацкой" (Рязанская область), – интонация этого материала, пожалуй, характерна для всей среднерусской районной прессы. Можно сказать, что это, в известном смысле, мировоззренческий материал. Он называется "Не отчаиваются доярки из Апушки, надеясь на лучший исход в судьбе своей фермы": "...В 1989 году они получили от каждой коровы по 2757 килограммов молока... Возможно, и дальше бы такими темпами шел рост производства молока в тогдашнем колхозе. Но неудача подстерегла апушкинцев на взлете. Их скот поразил анаплазмоз. Эта болезнь даже в условиях хозяйства излечима. Но как у нас частенько бывает, то эффективных лекарств не хватает, то еще какая-нибудь другая причина мешает, и усилия ветврачей по части оздоровления дойного стада оказываются безуспешными. Так получилось и в колхозе имени Ленина. Поэтому неудивительно, что в 1990 году в Апушке уже наблюдалось снижение, а не рост производства молока. А в 1992-м продуктивность опустилась до 1850 килограммов от коровы.
...Специалисты хозяйства решились пару лет назад на резкое обновление стада. Закупили в хозяйствах нашей области 150 телочек черно-пестрой породы. В копечку, конечно, обошлась покупка. Но недолго радовались ей зоотехники, потому что вскоре у животных был обнаружен туберкулез...
Может, у кого-то в районе опустились бы руки после таких ударов. У апушкинцев же нет. Как и в лучшие годы животноводы второй бригады молочно-товарной фермы продолжают тянуть нелегкий воз: вовремя кормят коров, вовремя доят их. По-прежнему из второй бригады поступает только чистое молоко, самое жирное.
– Попробуй не получить его, – говорит одна из старожилов фермы Зинаида Ивановна Авдеева, – наш зоотехник мигом оштрафует…
Вот так и живут, работают доярки второй бригады Апушкинской МТФ. Никто из них не ругает руководство своего хозяйства за больной скот: мол, недоглядело за ним, не вылечило, а мы расхлебываем. Верят животноводы, что их специалисты найдут средства, чтобы обновить со временем дойное стадо. Будет и на их улице праздник. И пусть пока не так высока, как хотелось бы, продуктивность скота. Пусть невелик и заработок... Но самое главное – доярки не падают духом. Старания у них хватает. И вниманием животноводы не обделены."
Я не стану здесь комментировать экономическую подоплеку картины, набросанной районным журналистом, и размышлять, в частности, чем еще, кроме крестьянского многотерпения оплачивается колхозная бесхозяйственность - мы об этом уже достаточно подробно говорили прежде (см. РМ N...) Здесь нам важнее заметить иное: казалось бы, образ терпеливого и безответного сельского героя прямо противоречит политической интонации руководителей сельского хозяйства вообще и директорского корпуса, в частности. Сегодня именно "аграрная партия" в общероссийской корпорации аппаратчиков наиболее агрессивно нападает на любые попытки радикальных реформ в деревне. Именно эта партия устраивает якобы от имени всех селян демонстрации протеста перед зданием правительства в Москве. Именно эта партия организует акции "экономического неповиновения" в наиболее плодородных, южных регионах страны и грозит аграрными забастовками и отказом продавать горожанам хлеб... Но мы-то, просматривая материалы районной прессы, ясно видим, что эта агрессивная партия есть лишь партия одной, определенной социальной группы – "партия председателей", и что эта самая "партия председателей" вовсе не торопится брать себе в союзники "партию крестьян". Агрессивная интонация, какую аграрные начальники демонстрируют в своих нападках на курс реформ, им же самим кажется совершенно недопустимой в речах крестьянских, – к кому бы крестьянин не адресовал своего недовольства. Они прекрасно понимают, что для крестьянина-то именно они, местные, районные аппаратчики и есть главные виновники и деревенской нищеты, и колхозной бесхозяйственности, и если уж нынешний крестьянин когда-нибудь и воспримет радикальный стиль мысли и поведения, то непоздоровится-то в первую голову именно деятелям местного, районного уровня.
Не надо думать, что председательский корпус (включая сюда и районное звено аграрных аппаратчиков) хочет полного возврата к прежним временам. Коммерциализация достаточно глубоко затронула уже и управленческие структуры сельского хозяйства. Уже и они вполне вдохнули и свежий воздух хозяйственной свободы, и аромат наличных денег и, кажется, вполне приспособились к новым условиям. (По крайней мере последние сводки показывают, что процесс падения производства в сельском хозяйстве прекратился и даже начался явный подьем,- и вовсе на за счет возврата к прежним, "оротодоксално-аппаратным" методам хозяйствования.) В этих условиях нынешние антиправительственные выступления – не более как способ давления на правительство с целью получения новых дотаций и дешевых кредитов. В колхозных председательских кабинетах без ностальгии вспоминают о былом райкомовском диктате... Но что "председательский корпус" хотел бы сохранить без каких бы то ни было изменений - так это прежние внутриколхозные отношения, отношения между крестьянином - с одной стороны, и руководством колхозов – с другой. Именно эти пожелания председателей колхозов и пытается реализовать районная газета (которая, к слову, и существует-то на колхозные, – читай, на председательские, – деньги).
Впрочем, на фоне реальных процессов, происходящих в сегодняшенй деревне, на фоне стремительного развития крестьянских "микрофермерских хозяйств" – развития, которое одновременно есть форма разложения, "коррупции" колхозов, поскольку происходит оно в значительной степени за счет разворовывания "колхозной собственности", – на фоне всех этих и других новых, современных процессов наивно выглядят ритуальные старания районной газеты сохранить в общественном сознании образ многотерпеливого и безропотного сельского героя. Его нет в реальности. И уже никогда не будет. И старания газеты даже не выглядят как форма идеологического давления на читателя... но лишь как всё тот же ритуальный кич, значительно более человечные формы которого мы уже видели на последней полосе той же районной газеты.
Кумовья, снохи, племянники и прочая родня сегодня куда больше заняты сами собою и друг другом, чем заботами о процветании колхозов. И это как раз не кич. Это серьезно. Это жизнь.
23-29 сентября
Ранним летним утром на шоссе в 9-ти километрах от Москвы двое в милицейской форме остановили "мерседес" директора Братского лесопромышленного комплекса. Выстрелом из нагана в упор директор был убит. Предполагается, что незадолго до гибели он отказался участвовать в сомнительной сделке на сумму 50 миллионов долларов. Преступники скрылись...
На лестничной площадке перед собственной квартирой двумя выстрелами в сердце и в голову был убит руководитель производственно-торгового объединения "Видеонас" Викторас Туникас. Преступник скрылся. Незадолго перед тем Туникас отсудил в арбитраже крупнейшую в Москве (и, говорят, в Европе) плодоовощную базу. О готовившемся на него покушении знал и за месяц предупредил московскую милицию и министерство безопасности...
Вечером в самом центре Москвы на стоянке у гостиницы "Белград" был взорван автомобиль "жигули", за рулем которого находился 35-ти летний гражданин Греции, президент фирмы "Спарта". Пострадавший скончался в больнице...
Остановимся.
Сегодня в России занятие коммерцией, банковским делом или иным бизнесом – опасно для жизни. Конкуренты предпочитают выяснять отношения не в переговорах, а в перестрелках. Сообщения о стрельбе на московских и петербургских улицах, в банках, ресторанах и других общественных местах приходят ежедневно. В телевизионных новостях крупно показывают пробитые пулями стекла банковских контор, изрешеченные стены коммерческих палаток, взрывом искореженные автомобили и трупы, трупы. В охоту на конкурентов пущены как наемные убийцы-одиночки, так и многочисленные отряды боевиков. Иногда между боевиками различных группировок происходят кровавые стычки, во время которых гибнут не только сами бандиты, но и случайные прохожие. В нашем обыденном лексиконе прочно укрепилось слово "разборка", прежде бытовавшее лишь в уголовном жаргоне. Ежедневная, непрекращающаяся уголовная разборка идет в стране на всех уровнях экономических отношений, всюду, где циркулируют деньги и товары.
Нынешнюю волну преступности принято напрямую связывать с либеральными реформами и последующим ослаблением органов охраны общественного порядка, государственной безопасности, как, впрочем, и с ослаблением, коммерциализацией, а иногда и явной криминализацией всех остальных структур власти. Связь такая и впрямь очевидна. Однако важно понять, что процесс коммерциализации и криминализации – и в экономике, и в аппарате управления, и в органах правопорядка –начался задолго до начала либеральных реформ, – еще в недрах коммунистической системы. И первоначально процесс этот шел в виде развития теневой экономики, чернорыночных отношений, коррупции.
К моменту падения последнего коммунистического правительства экономика России была уже глубоко пронизана отношениями черного рынка. В течение нескольких последних десятилетий (особенно с 60-х годов) колоссальный, всеобъемлющий механизм снабжения промышленных производств сырьем и ресурсами, с одной стороны, и сбыта готовой продукции, – с другой, целиком и полностью держался на подкупах, взятках, теневых взаимозачетах. Эти отношения даже нельзя назвать коррупцией в полном смысле этого слова. Коррупция в экономике есть патология коммерческих связей, их смещение во внеэкономическую криминальную сферу, в сферу насилия и принуждения – и в конце концов их разрушение. Напротив, в коммунистической экономике, при строгих запретах на коммерческую деятельность, неучтенные в бухгалтерских документах теневые обмены, взятки и подкупы составляли именно коммерческую сердцевину непроизводительной и дефицитной планово-распределительной системы. Иначе эта система существовать не могла. Настрого запретив открытые отношения купли-продажи, коммунисты не могли (да и как теперь ясно, и не хотели) уничтожить их вовсе, но лишь загоняли их в подполье, способствовали возникновению грандиозного черного рынка. Эта "свободно-подпольная" экономика была хоть и не вполне управляема коммунистическими властями, но в значительной степени подконтрольна им: теневые дельцы, существовавшие вне закона, всегда ощущали свою зависимость от управленцев-аппаратчиков, державших в своих руках и использовавших в своих интересах органы правопорядка, а значит и способных в любой момент призвать теневых дельцов к ответу. Гарантировать безопасность теневому бизнесу мог только аппаратчик, так или иначе заинтересованный в прибылях теневого бизнеса или прямой его участник. Такое сращение теневого бизнеса с управленческим аппаратом и МВД и происходило постепенно.
В теневой экономике – вне бухгалтерских отчетностей – циркулировали колоссальные капиталы. Постепенно капиталы становились властью. И люди из аппарата власти обзаводились капиталом. Как нам приоткрыли расследования, проведенные в середине 80-х годов по делам о коррупции в Узбекистане (впоследствии они были свернуты лично Горбачевым), распорядителям теневых капиталов в какой-то момент стало под силу полностью купить и управленческий аппарат (включая высокие партийные должности), и органы правопорядка. (Впрочем, во многих случаях высший партийный чин сам и становился боссом теневой экономики.) Уже в то время у воротил теневого бизнеса была и частная охрана, и подконтрольные им судебные органы, и даже частные тюрьмы с жесточайшим режимом.
Понятно, что в руках подпольного капитала была и остается состредоточена огромная собственность. То есть речь идет о теневом владении той собственностью, которая номинально до сих пор считается государственной. Вряд ли кто возьмется составить сегодня подробный перечень такой собственности, но есть косвенные доказательства того, что если бы он всё-таки был составлен, то в него вошли бы и месторождения природных ресурсов (в частности, золота), и некоторые крупнейшие заводы, и даже целые промышленные комплексы. Уже в последнее время теневой капитал, был значительно усилен ушедшими "в тень" партийными деньгами, и поддержан фирмами и банками, на эти деньги созданными.
Вряд ли в разворачивающейся ныне приватизации дело дойдет до перераспределения "теневой собственности". Скорее всё завершится превращением её в легальную, юридически оформленную собственность частных лиц или владельческих ассоциаций. Можно быть уверенным, что позиции крупнейших теневых собственников защищены лучше, чем это смогли бы сделать одни только команды уголовных боевиков. На их стороне – и команды политиков, и официальные органы правопорядка и безопасности.
Вообще характер покушений на тех, кто оказывается на пути теневого капитала, бесследное исчезновение убийц и отсутствие улик свидетельствует о высоком профессионализме преступников и вызывает подозрение в их связях с МВД и МБ. Общеизвестно, что большое число наиболее квалифицированных сотрудников этих ведомств в последние годы перешли на службу в частный бизнес, причем известны случаи, когда и в новом качестве эти профессионалы сохранили тесные связи со своими коллегами, оставшимися на государственной службе. Какие услуги они теперь оказывают друг другу? Не знаю, требуются ли такие услуги при устранении владельца овощной базы или директора лесопромышленного комплекса, но в некоторых иных случаях, когда просматриваются интересы лиц весьма высокого государственного уровня, трудно предположить, что дело может обойтись без сотрудничества теневых (или попросту - мафиозных) групп с органами безопасности и внутренних дел.
Именно такого рода дело, связанное с интересами теневых владельцев весьма высокого уровня, развернулось только что в Санкт-Петербурге.
У петербургского академика-эколога Вениамина Сквирского, известного своими программами конверсии судостроительного комплекса по производству атомных подводных лодок и планами переоборудования Ленинградской атомной электростанции, пропал единственный сын. Как пишется в объявлениях, "ушел из дома и не вернулся". Предпринятые розыски результатов не дали. Пропал бесследно. Через несколько дней академику позвонили по телефону: "Ты бы ... (брань) меньше совался в атомные дела. Ты занимаешься своим заливом (т.е. экологией Финского залива – Л.Т.) – вот им и занимайся. А в атомные дела не лезь". ("Известия" 11.9.93)
Значит ли эта история, что и у атомных объектов есть свои теневые собственники? Когда и как состоялась эта опасная приватизация? Кто и как распоряжается этими смертельно опасными объектами на самом деле? Право, уже сама возможность постановки такого рода вопросов выглядит чудовищно. Чудовищнее даже, чем информация о швейцарских банковских счетах вице-президента России... Впрочем, всё в одном ряду. В одной стране. В одно время.
30 сентября – 6 октября
21-го сентября мне не удалось услышать обращение Ельцина к народу. В тот день я находился на большом волжском теплоходе, шедшем из Углича в Кострому.(Снимался теле-фильм о русской провинции.) Кто-то случайно услышал голос президента по радио, но в чем там дело, оставалось неизвестно. Единственный на судне телевизор был в кают-компании команды... но там было полно народу, люди смотрели бесконечный американский сериал "Санта-Барбара" и ни о каких указах, ни о каких политических бурях слышать никто не хотел: "Мы не пропускаем ни одной серии, – объяснили мне. – И не пропустим, пусть они там в Москве все провалятся с Ельциныи и Хасбулатовым вместе..."
Указ о разгоне Верховного Совета и Съезда не был неожиданностью для российского общества. И дело даже не в летних многозначительных обещаниях Ельцина начать в сентябре решительное наступление на федеральные законодательные структуры, которые в последние месяцы полностью оказались во власти национал-коммунистов и вели отрытую атаку, стремясь свалить президента и его правительство. Необходимость именно крутых решений президента не летом возникла. Она давно была очевидна, и о ней неоднократно говорили вслух многие политики и публицисты – даже и не самого радикального толка. Мартовская репетиция, когда Ельцин выступил по телевизору с заявлением о введении "особой формы правления" в России, но так и не решился издать соответствующий указ, показала, что радикальные меры в отношении "партии советов", – буде к ним прибегнет президент, – не только не встретят сколько-нибудь серьезного общественного сопротивления, но, напротив, лишь поднимут популярность президента и укрепят его политические позиции. Тогда так и произошло: мартовская "разведка боем" настолько усилила симпатии избирателей к Ельцину, что их вполне хватило, чтобы успешно провести апрельский референдум, поддержавший и самого президента, и его политику.
Но всё-таки референдум не принес окончательной победы Ельцину: вопрос о переизбрании Съезда народных депутатов не набрал необходимого в этом случае большинства от списочного состава избирателей. Судьбу Съезда и Верховного совета решил не референдум... но сами лидеры "партии советов" – Хасбулатов, Руцкой и другие, – когда не только позволили себе ряд высказываний, в которых явно сквозило пренебрежение к результатам народного волеизъявления, но и продолжили совершенно ту же конфронтационную политику, какую вели и до апреля. Причем нежелание считаться с мнением избирателей особенно четко выражалось в открытых личных нападках на президента – нападках, которые порой доходили до полной потери не только чувства политического такта, но и элементарных представлений о приличии.
Решительности президента многие ждали, хотели её... но и побаивались. Политики говорили об угрозе повсеместной дестабилизации и даже гражданской войны. Что может произойти, если Ельцин разгонит депутатов? "Непримиримая оппозиция тут же созовет чрезвычайный Съезд и призовет не подчиняться Ельцину. Они попытаются переманить армию на свою сторону, силовыми методами сместить верных президенту генералов и "запустить" армию в дело. Если нынешнему депутатскому корпусу удастся переломить ситуацию, поднять против режима Ельцина всю вертикальную структуру власти, которая находится в их руках, собрать всех своих потенциальных сторонников, то это резкое противостояние может перейти грань, и мы можем оказаться в объятиях гражданской войны. Если Ельцину не удастся удержать власть, то неизбежно кровопролитие во всех государствах СНГ. По одной-две дивизии будет достаточно, чтобы вернуть старый порядок во вновь созданных независимых странах," – так прогнозировал возможное развитие событий один из видных российских политиков, не зная еще, что говорит всего за пять дней до такого именно ельцинского указа, какого так опасается (Т.Гдлян "Лишь бы не танки..." "АиФ" N38'93).
Политики ошиблись. Страна приняла известие о разгоне Съезда вполне равнодушно. У "партии советов" не оказалось достаточно сил, чтобы "поднять всю вертикальную структуру власти". Большинство в этой вертикали продолжало заниматься своими местными делами, не отвлекаясь на московские политические стычки. И если в российских провинциальных городах люди и испугались чего-то, то именно угрозы пусть еще зыбкому, но всё более и более укрепляющемуся равновесию жизни. Именно таким страхом продиктовано, например, выступление по нижегородскому телевидению известного реформатора Бориса Немцова, главы администрации области, состоявшееся сразу после обращения президента 21 сентября: "Я вот что хотел сказать нижегородцам: у нас как были хорошие отношения с Советом, так и останутся. Мы по многим позициям с председателем Совета имеем очень схожую точку зрения, и я думаю, что спокойствие в Нижнем Новгороде сохранится. Уже даны соответствующие указания и управлению внутренних дел, и управлению безопасности. Считаю, что нижегородцев гораздо больше волнуют другие проблемы – житейские: обеспечение своей семьи, тепло, работа, дети, дом и прочее..."
Впрочем, тут же в Нижнем Новгороде на площади Минина, главной площади города, в толпе, состоявшей из двух десятков пенсионеров с красными флагами и транспарантом "Трудовая Россия", мне вручили листовку "Родина в опасности", в которой говорилось, что "21 сентября управляющий Запада по колонизации России Ельцин Б.Н. совершил государственный переворот"... Но судя по тому, что листовочка была неряшливо-рукописной, и брали её прохожие весьма редко, точка зрения пенсионеров-коммунистов на события последних дней особой популярностью в Нижнем не пользовалась.
Что же до бывших коммунистических аппаратчиков – секретарей обкомов и райкомов, которые теперь переместились в местные советы или в коммерческие структуры, но, по общему признанию, продолжают контролировать положение дел в провинции, – то они, видимо, не сильно опасаются перемен в Москве. Процесс легализации теневой собственности и теневых капиталов, находящихся в распоряжении аппарата, идет без каких бы то ни было серьезных препятствий, и теперь трудно предположить, что такие препятствия могут возникнуть при любом политическом раскладе. Приватизация постепенно охватывает все сферы хозяйственной жизни в провинции. Не здесь ли и начинается формирование российского "среднего класса", который более иных слоев общества будет заинтересован в стабильности демократических порядков в стране "Противостояние двух ветвей власти в Москве не должно выйти за её пределы," – таково мнение огромного большинства, если не всех вообще провинциальных аппаратчиков. Даже московская коммунистическая газета "Совесткая Россия", обычно безудержная в своих нападках на Ельцина, вынуждена была одновременно с президентским указом и постановлениями Верховного совета о введении в президентскую должность А.Руцкого поместить подборку информации из провинции, из которой следует, что судьбу Съезда депутатов никто не оценил выше собственного покоя, и едва ли не повсюду, перечисляя первоочередные задачи, называют уборку урожая, заготовку дров на зиму, строительство жилья и т.д.
Кажется, такая реакция провинции на президентский указ - победа Б.Ельцина. И если мы узнаём, что Советом народных депутатов где-нибудь в Курске или Челябинске указ расценен как неконституционный и не подлежащий исполнению на территории области, то ведь он и не для исполнения в области издавался. Съезд-то собирается в Москве. И разгоняется в Москве. А в Курске, Челябинске, Нижнем Новгороде и других областях России заготавливают дрова, строят жилье, убирают урожай. И смотрят бесконечный сериал "Санта-Барбара"... Впрочем, не все. В знаменитом Макарьевском женском монастыре на Волге телевизор не смотрят. "Неужто Руцкой претендует? - удивилась настоятельница монастыря игуменья Михаила, узнав от нас о странном двоевластии в Москве. – Нет, мы за Ельцина."
В день, когда в Москве обострилось противостояние властей, в Макарьевской обители вновь открыт долгие годы пребывавший в запустении храм преподобного Макария Унженского с чудотворной иконой и мощами...
Быть может, будущее России сегодня лучше различимо в провинции?
26 января – 1 февраля
По всей стране прошли протесты солдатских матерей против участия в чеченской войне солдат срочной службы. Телевизионные репортажи рассказали нам о женщинах, которые где-то в Вологде или Екатеринбурге (или и там, и там) ложились на пути у тяжелых армейских грузовиков, чтобы воспрепятствовать отправке своих сыновей в Чечню. Чеченский лидер Дудаев, чутко оценив возникающие здесь политические и пропагандистские возможности, обещал освободить плененных русских солдат... но только тех, за кем приедут матери. Заплаканные женские лица появились на фоне развалин Грозного, куда они приехали, чтобы найти и увезти домой своих сыновей. “Плевать я хотела на Россию, если жизнь моего сына подвергается опасности, “ - так прямо и откровенно высказалась с телеэкрана одна солдатская мать, и эти слова могли бы стать лозунгом всего движения солдатских матерей.
Боль родительского сердца понять нетрудно.Но сейчас я о другом. А именно о том, что как-то не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь из солдатских матерей в свое время отправился спасать сына в Афганистан. Освободить от армии вчистую, купить медицинское или какое-то еще освобождение - другое дело. Но уж если сына отправили воевать, оставалось только молиться и с тоской ждать...
И опять-таки дело не в том, что война войне рознь. Афганская война уж никак не была войной более справедливой, чем чеченская. Но в то время готовность отвечать репрессиями на всякое проявление личного интереса, противоречащего интересам властей, была столь велика, что если кому и пришло бы в голову противопоставить начальственной воле силу родительского чувства, результат мог быть только один: государство раздавило бы (и давило-таки) всякого, кто окажется на его пути. Теперь иначе. Теперь семья оказывается если и не сильнее государства, то всё же дерзает соперничать с ним на равных - по крайней мере там, где дело касается жизни детей... Но что есть семья, что есть безопасность самой семьи, детей, безопасность личности при слабости государства? Хорошо, когда матери удается спасти сына. Хорошо, что у нынешних государственных структур нет воли к репрессиям против солдатских матерей. Но точно ли хорошо, что государство сегодня настолько слабо, что требуется вмешательство семьи, чтобы защитить жизнь человека, принуждаемого властями к участию в вооруженном конфликте. Сила материнского чувства, проявленного во время чеченской войны проявила и крайнюю слабость российской государственности.
Слабость нынешней российской государственности, причины этой слабости, её взаимосвязь с общим болезненным состоянием российского общества, с состоянием общественной психологии - вот проблемы, которые вышли на передний план в результате чеченской войны. Именно этой проблеме были посвящены несколько последних публичных выступлений одного из самых влиятельных российских политологов, члена Президентского совета Андраника Миграняна. Вот как, по его мнению, выглядит сегодня главная политическая опасность: “Так как при нынешнем размежевании сил нет никакой институциональной системы, которая могла бы взять на себя роль гаранта управляемости и сохранения стабильности, этот этап кризиса государственности чреват тем, что Россия может вползти в состояние “войны всех против всех”. Подобная угроза становится еще более вероятной вследствие вовлечения руководителей регионов РФ в настоящую борьбу за собственность и власть на стороне организационно оформленных кланов и групп, представляющих определенные интересы.” (“Независимая газета” 17.1.95)
Три синдрома характеризуют сегодня, по мнению А.Миграняна, состояние российского общества. Первый - паралич воли к сохранению и укреплению государства. Второй - синдром вины за былую империю (как за царскую, так и за коммунистическую). И наконец третий - афганский синдром, усиленный трусливыми и половинчатыми акциями горбачевского правительства в Тбилиси, Баку, Вильнюсе и т.д. При успешном завершении операции в Чечне эти три синдрома, подтачивающие, по мнению политолога, древо российской государственности, могут быть преодолены.
Каковы же будут последствия такого преодоления? Какие общественные силы будут определять характер усиливающейся российской государственности? Какие силы вообще способны проявить волю к сохранению и укреплению государства, помочь обществу (или заставить общество?) преодолеть чувство вины за былую империю, за афганскую войну, за кровь грузин, литовцев, азербайджанцев и других бывших советских народов?
А.Мигранян отвечает на эти вопросы однозначно: такой силой является сегодня президент России. Другое дело, на кого президент будет опираться. Понятно, что он уже не сможет опереться на те политические партии и движения, которые некогда привели его, президента Ельцина, к власти и оказывали ему поддержку все время с момента его избрания. “При подобной смене парадигмы (то есть при повороте политики в сторону “преодоления синдромов ”, - Л.Т.) полностью потеряют почву радикальные демократы, связывавшие себя с исчерпанными и дискредитированными идейными установками либерализма эпохи свободной конкуренции. Таким образом, нынешняя истерия Гайдара, “Выбора России” и “Демократической России” по поводу действий федеральных властей в Чечне - это, в первую очередь, попытка не позволить президенту сделать решающий шаг в сторону смены парадигмы и преодоления вышеназванных синдромов.”
Но президент, считает А.Мигранян, не будет опираться и на партии коммунистического или патриотического толка. Впрочем, возможность поддержки с этой стороны политического спектра как бы всё-таки держится автором в уме, и о её отсутствии говориться в сослагательном наклонении: “Если даже руководство коммунистических и патриотических движений и ЛДПР (партия фашиствующего В.Жириновского - Л.Т.) не поддержит президента публично, у него всегда остается возможность поверх голов лидеров этих партий и движений обращаться к электорату и привлекать значительную часть его на свою сторону. Идеи державности, патриотизма, закона и порядка, которые выдвинул президент, способны обеспечить политическую поддержку значительным большинством населения.”
Не стану подвергать сомнению всё, что сказано Миграняном по поводу возможных поворотов ельцинской политики: всё-таки имеем дело с речью человека информированного. ( Поостережемся только делать скоропалительные предположения о причастности автора статьи к самому конструированию политики - исключительно из уважения к нему поостережемся, поскольку ни такая политика, ни её конструкторы уважения не заслуживают.) Не стоит сомневаться и по части тех условий, при которых возможен сегодня такой поворот государственной политики : “Для успешного завершения этого сдвига президенту необходимо скорее завершить боевые действия, восстановить гражданскую власть в Чечне. После этого потребуется сместить показавших себя неэффективными силовых министров - Грачева, Ерина, Степашина. Помимо этого нужна будет радикальная кадровая перестройка правительства со сменой премьера, Чубайса, Козырева и ряда других министров, не укладывающихся в новое видение власти и роли государства в экономической и социальной жизни общества.”
Какие еще препятствия остаются на пути к преодолению всяких там вредных синдромов (вроде чувства вины за напрасно пролитую кровь)? Конечно же наш брат, журналист. При всем метании нынешних средств массовой информации трудно предположить, что все, кто ныне отстаивает общегуманные ценности, завтра по команде поддержат президентскую “партию порядка”. Прямо заявить о необходимости введения жесткой цензуры наш автор не может: в устах члена президентского совета это прозвучало бы как прямая рекомендация, - но он остроумно находит такой оборот, при котором и совет всё же угадывается, и ответственность не возникает: “Ирония судьбы может заключаться в том, что любая другая власть в России, если нынешний президент не устоит, с еще большей жесткостью будет устанавливать закон и порядок, укреплять государство, добиваться достойного места для России в международных отношениях, восстанавливать экономику, ограничивать антигосударственную истерию в средствах массовой информации, так как она не будет отягощенной ни старыми связями, ни старыми обещаниями.”
Впрочем, А. Мигранян напрасно прибегает к сложным иносказаниям. Президент, похоже, устоит. Чеченская операция подходит к концу. И даже вряд ли понадобится смена военного и прочего руководства: и эти неплохо справятся. По крайней мере сегодня министр обороны (в полном соответствии с логикой преодоления опасных синдромов) называет тех, кто отважился протестовать против бездарной операции в Чечне , - одного - “гаденышем”, другого - “врагом России”. И тут не понятно, почему такой министр обороны не устраивает А.Миграняна, коль скоро преодоление синдромов есть главная цель единственно возможного, единственно победного сценария президентской политики.
Заканчивая читать статью Миграняна (а были еще и выступления по радио и идеями примерно того же толка), чувствуешь всю убедительность его доводов в пользу той мысли, что “ у нынешнего президента пока еще есть возможность возглавить “партию порядка”. Вызывает недоумение только отсутствие определения при слове “порядок”. Какой порядок? Чего сомневаться? Ведь ясно, что речь идет не о демократическом порядке (какая же демократия без свободы слова и идеалов свободной конкуренции?) - хотя , как показывает опыт современной западной цивилизации, такой порядок может быть достаточно жесток к силам, посягающим на его стабильность, - и вовсе напрасно Мигранян полагает, что при сохранении демократических институтов меры жесткого государственного принуждения не будут использованы. Но так всё выглядит, что автор и не ставит себе задачи ответить на вопрос, каковы должны быть меры поддержания тех хилых ростков демократии, каким удалось подняться за последнее десятилетие в России? Вопрос стоит иначе. А именно: какой порядок должен установить президент Ельцин, чтобы остаться у власти. Или иначе, на какой порядок следует ориентироваться политику, стремящемуся к власти в России. И ответ очевиден: порядок национал-социалистический, порядок фашистского типа.
Вот и всё. Больше комментировать, кажется, нечего. По поводу дальнейшей судьбы комитетов солдатских матерей при победе такого порядка, думаю, особенно обольщаться не приходится. Синдромов у власть предержащих не останется. Чувство вины исключается. Совесть тоже.
И в заключение вот что. В своих умозаключениях по поводу нынешнего состояния общественного сознания в России А.Мигранян время от времени пользуется такими терминами как “антиармейский психоз”, “антигосударственная истерия”. Это он зря. Это передержка. Как показывает опыт истории, который, конечно же, прекрасно знаком ученому-политологу А.Миграняну, психоз и истерия в государственном масштабе лишь тогда возгоняются до высшей степени, когда к власти приходят политики, одержимые мыслью объединить всех и вся единым лозунгом, единой верой, единым вождем. Неужто охота еще раз увидеть, как это бывает?
9-15 марта 1995
Гибель популярного телеведущего Владислава Листьева открыла новый, возможно, решающий этап борьы за политическую власть в стране. Между тем именно политический аспект трагедии как-то остается в тени. В большинстве откликов и комментариев убийство толкуется как довольно ординарная разборка по поводу дележа доходов от продажи рекламного времени. Происходит как бы целенаправленное снижение смысла происшедшего. Следователи, занявшиеся поиском виновных, заявили буквально сразу же и безапелляционно , что речь идет о “финансовых противоречиях с партнерами”. Другие версии не рассматриваются. Или по крайней мере, не с них начинают. Следственные действия были в первую очередь направлены именно в это русло и начались с обыска в конторах двух крупнейших рекламных агентств - “ЛогоВАЗа” и “ЛИС’Са”, - конкурирующих на рынке телерекламы. То есть обществу было сразу предложено следить за развитием ординарного криминального сюжета.
Общенациональная трагедия исторического масштаба, которая по сути открывается за фактом гибели Влада Листьева, кажется, намеренно заталкивается в стены милицейских участков и административных кабинетов и заслоняется, засоряется отвлекающими репликами и ремарками. Президент Ельцин, на виду у всей страны произнося поминальную речь, использует момент для нападок на московские власти и делает главными персонажами события (пусть отрицательными, но именно - главными) московского прокурора и милицейского начальника. Кажется, один только Михаил Полторанин, председатель думского комитета по СМИ, бывший соратник Б.Ельцина, в последнее время не раз выступавший с заявлениями в духе национал-коммунистической оппозиции, хотя бы в своем негативном пафосе поднялся до истинного уровня происшедшего: “Не превращать убийство В.Листьева в трагедию нации... То обстоятельство, что “Останкино” прекратило передачи в связи с убийством Листьева не представляется мудростью”. (“Правда” 3.3.95)
Формулу “финансовые противоречия с партнерами”, как самую простую и очевидную, с охотой поддержали и многие журналисты: “Владислава Листьева просто “подставили”. Вероятны две версии: либо “предупредительный выстрел” (противная сторона таким образом предупредила новых хозяев о серьезности своих намерений), либо это попытка скомпрометировать обиженную сторону, занявшую агрессивную позицию... Есть еще и третьи версии. Однако когда объявлена война между двумя странами (Германией и Францией, к примеру) и появились жертвы, то это скорее всего работа одной из сторон. Можно, конечно, представить себе, что это дело рук “третьей силы” - китайцев или марсиан, но это маловероятно.” (“Сегодня” 4.3.95)
Отдавая должное яркому образному мышлению коллеги и согласившись, что речь ведем именно о войне, усомнимся только, хорошо ли понимает журналист, когда начались, кем и ради чего ведутся те самые военные действия, в ходе которых погиб Влад Листьев?
Реклама, миллионы долларов, мафиозные интересы... Господи, какая всё это малость! Война за влияние на телевидении всегда и во всех случаях есть война за влияние в обществе, война за власть в стране. И даже если сегодня эта война принимает внешние формы борьбы титанов рекламного рынка, это не меняет сути: создать сегодня каналы финансового влияния на телевидении - значит иметь возможность использовать их завтра для влияния политического. Не может быть, чтобы эта мысль не посещала головы самих рекламных агентов. Не может быть, чтобы они не понимали, что на телевидении вне политики нет и в принципе не может быть ни единой секунды эфирного времени, ни единой строки экранных титров... И уж вовсе легкомыслием было бы считать, что стратеги главных политических сил страны глупее нас и не понимают этой очевидной истины.
Убийство самого популярного, самого любимого телеведущего не есть лишь эпизод криминальной хроники. Кто бы ни был заказчик этого убийства, он реализовал некую политическую волю, быть может, и не сформулированную в виде приказа, но давно и многократно выраженную в словах и действиях противников демократических реформ в России.
* * *
Мы уже высказывали предположение, что создание новой политической партии, - c председателем государственной телерадиокомпании А.Н.Яковлевым во главе, - вызовет новую волну нападок оппозиции на средства массовой информации вообще и на телевидение в частности. И действительно, в газете “Советская Россия” от 28 февраля (то есть накануне убийства В.Листьева) появляется статья, в которой деятельность А.Н.Яковлева описывается такими словами: “Великий советник” с западной “эрудицией”... прибирает к рукам всю идеологическую службу и систему массовой информации, превращает их в систему массовой дезинформации по американскому образцу. Эти две силы при мощном усилении идеологической и дезинформационной индустрии Запада и сыграли основную роль в отравлении сознания масс западным вирусом и подвижке страны вправо... Эти системы формировали “новое политическое мышление” из пустозвонных абстракций и новую “демократию” по образцу и подобию американской.”
Коммунистический автор прав по крайней мере в одном: средства массовой информации, и особенно телевидение, сыграли едва ли не решающую роль в общедемократических процессах в России (или, пожалуйста, “в подвижке страны вправо”). Еще прежде чем коммунисты лишились политической власти в стране, они утратили былую полноту контроля над телевидением, которое стало более чутко откликаться на общественные потребности в правдивой информации и в непредвзятом, деидеологизированном осмыслении жизни общества в целом и жизни каждой семьи, каждого человека в отдельности. Тележурналисты “Взгляда” (среди них был тогда еще совсем молодой В.Листьев) и ряда других других программ конца 80х - начала 90х годов, может быть, сделали для демократизации общественной и политической жизни в стране куда больше, чем все пришедшие из аппарата коммунистические партийные реформаторы.
Оглянемся во времени. Первое, что 19 августа 1991 года сделали путчисты, -вырубили все телепрограммы. Они понимали, что рассчитывать на поддержку работников телевидения не могут. “Лебединое озеро” стало абсурдной формой восстановления контроля над телевидением... Летом 92-го истеричная и злобная прокоммунистическая (ампиловского толка) толпа блокировала “Останкино” и плевала в лица проходившим мимо популярным комментаторам и ведущим... И потом, в течение года, пока нарастала острота противостояния демократов во главе с Ельциным и прокоммунистического Верховного Совета, не прекращались попытки “непримиримой оппозиции” установить контроль над телевидением. Тот этап борьбы закончился вечером 3-го октября 93-го года вооруженным штурмом телецентра...
Атмосфера ненависти к демократическим средствам массовой информации есть сегодня неотъемлемая (если вообще не самая существенная) часть неокоммунистической идеологии. На недавнем съезде российской компартии её лидер (и потенциальный кандидат в президенты России) Геннадий Зюганов дал своим единомышленникам четкую оценочную формулу для внедрения в общественное сознание: “Сегодня они (средства массовой информации -Л.Т.) превратились едва ли не в главный фактор разрушения страны и здорового общественного сознания, в средство информационно-психологического террора против собственного народа. Как можем мы пытаемся противостоять этому.”
Впрочем, лидер парламентской фракции коммунистов Г.Зюганов вынужден хоть как-то контролировать свою лексику. Куда более откровенно высказываются коммунисты из иных, непарламентских групп: “Выродки, изо дня в день чернящие наше славное прошлое... Трусы и шкурники - без чести и совести... Социальное бесправие миллионов они называют народовластием, неограниченное господство криминальных дельцов в экономике и политике - демократией, беспросветную нищету трудового народа - финансовой стабилизацией. Этим писакам нет места на русской земле...”Первое, что сделают люди, когда договорятся, - повесят журналистов” - заметил один острослов. Я еще не видел списков тех борзописцев, которые будут повешены, и не сторонник подобных методов. Но новая власть вряд ли будет с ними миндальничать.” (“Вечерний Ленинград”, №20,1995.)
Задумаешься в тоске, не был ли выстрел в спину В.Листьева первой акцией новой власти? Ведь он, пожалуй, был наиболее яркой персонификацией новой российской журналистики.
* * *
В последние дни неоднократно было замечено: у Листьева не было политических пристрастий. Он не высказывал симпатий или антипатий к тем или иным политикам. В отличие от своих товарищей из “Взгляда” - Любимова, Политковского, Мукусьева - он не баллотировался на выборах Народных депутатов в 1990 году (хотя несомненно был бы избран). Он никогда не выступал с политическими декларациями... Но в то же время ни у кого нет сомнений, что Влад Листьев имел четкие политические убеждения. И эти свои убеждения он готов был реализовать в реформе 1-го канала телевидения, в создании на его месте Общественного российского телевидения. “Работа ОРТ подотчетна попечительскому совету, возглавляемому Президентом РФ. В составе попечительского совета - представительная власть, ученые, художники, писатели. Люди, чья гражданская позиция в это переломное время имеет огромное позитивное влияние,” - говорится в Заявлении совета директоров ОРТ, появившемся на свет за неделю до гибели В.Листьева.
- Какие изменения произойдут в сетке вещания ОРТ? - спрашивали генерального (исполнительного) директора новой общественной телекомпании В.Листьева.
- От некоторых программ мы откажется уже в ближайшее время, - отвечал он. (“Московский Комсомолец”, 3.3.95.)
Как видим, предполагались не только административно-структурные изменения, но перемены в самом содержании телевещания. Как считают некоторые наблюдатели, после акционирования руководство “Останкино” собиралось передать права на всё рекламное время на первом канале ограниченному кругу подконтрольных ему компаний, среди которых, в частности, называются “Интер-ВИД”, “RenTV”, “ATV”. (“Известия”, 3.3.95.)
В намерениях В.Листьева как руководителя ОРТ политические мотивы не просматриваются. Но предложенный выше перечень основных компаний (российский зритель хорошо знает их передачи - высоко профессиональные, с хорошим вкусом, с четкими нравственными ориентирами) немало свидетельствует об идеология перемен ,и можно легко предположить, что эта идеология не могла устроить многих из тех, кто хотел бы использовать телевидение в своих политических целях.
Конечно, мы не можем вовсе не принимать к сведению финансовую сторону дела. Но когда мы читаем соображения Юрия Бандуры, бывшего в недавнем прошлом зампредом ТРК “Останкино” о том, что “убийство Листьева совершено кем-то из тех, кого создание ОРТ лишает огромных прибылей, которые приносило им “Останкино” как государственное предприятие” (“Коммерсант”, 2 марта 95), мы понимаем, что и здесь речь идет не просто о деньгах, но об определенной идеологии реформы, которая не просто лишает источников дохода одну группу людей, чтобы передать деньги другой группе, но навсегда изгоняет с телевидения его “теневых собственников”, навсегда выводит финансовую сторону деятельности телевидения из тени нелегальщины к свету общественного контроля. Понятно, что в результате предполагающейся (или теперь уже предполагавшейся?) реформы должны исчезнуть и возможности любых политических махинаций с использованием теневых финансовых связей. (Вспомним хотя бы чудесную оккупацию телевидения В Жириновским в прошлую предвыборную кампанию).
* * *
Когда убили Листьева, похоронка пришла в каждый дом, в каждую семью. Люди почувствовали себя обездоленными и незащищенными. Они лишились возможности общения с личностью свободной, неангажированной, с человеком нового психологического типа.
Вот что важно: Листьев как личность, как тип личности был создан демократическим процессом в России и в известном смысле олицетворял этот процесс. Он-то как раз и был тем человеком, кого уместнее всего было бы назвать новым русским. Много ли таких вокруг?.. Неожиданный ответ на этот вопрос за несколько дней до убийства Листьева мы могли обнаружить в скандальном интервью одного из лидеров российских фашистов Александра Веденкина, которое было показано по 2-му каналу (Российское телевидение). Фашист рассказывал, как именно его партия поступит с противниками, когда придет к власти. Кого сразу уничтожит, кого выведет для казни на стадион. “Всех сразу?” - усомнился интервьюер. “Да их же немного, всего человек 150,” - сказал Веденкин.
Фашист прав: если уничтожить 150 лучших представителей нации, дорога фашистов (или коммунистов, что в данном случае не сильно отличается одно от другого) к власти, если и не будет расчищена вовсе, то по крайней мере станет намного легче.
Что чувствует Ирена Лесневская, руководитель кампании “RenTV”, когда заявляет: “Следующая пуля моя.” Что должны мы почувствовать? С кого начинается список 150-ти? Кем он закончится? Где хранится до поры?
Вот вопрос немаловажный: в чьих списках Влад Листьев был первым?
Президент приехал на гражданскую панихиду. Но его решения оказались неадекватны ситуации. Увольнения московского прокурора и начальника милиции ничем всерьез не мотивированы. Они выглядели как дело заранее спланированное - ждали только повода. Прозвучала также неявная угроза чрезвычайных мер в борьбе с преступностью (как в Узбекистане). И снова не по делу, а по поводу. Говорят о спланированных действиях президента против московской администрации и лично против мэра Москвы Юрия Лужкова. Спланировано на случай? На случай чего? На случай гибели Влада Листьева? И снова общество в неведении относительно истинных целей политиков.
Господи, дай нам понять, где в России кончаются одни расстрельные списки и начинаются другие!
30 марта – 5 апреля 1995
Несколько дней тому назад в Москве был застрелен из автомата эксперт по таможенным операциям дирекции внешнеэкономической деятельности Национального фонда спорта (НФС) Лев Гаврилин. Известие об этом не произвело сколько-нибудь значительного эффекта в общественном мнении. Страшно сказать, но мы уже привыкли к обязательной ежедневной информации о двух-трех новых заказных убийствах. Впрочем, для обозначения привычки такого рода есть и другое, пожалуй, более точное слово: эмоциональное отупение... Так вот и в этот раз в силу благоприобретенной эмоциональной тупости мы вряд ли стали бы персонифицировать очередную жертву, если бы не сообщалось, что коллеги убитого напрямую связывают его гибель... с пагубными последствиями изданного недавно президентского указа № 244 “О признании утратившими силу и об отмене решений президента РФ в части предоставления таможенных льгот”.
Пути богатства (и сопутствующей ему смерти) в России вполне очевидны. Долгое время одним из верных способов делать здесь фантастические состояния был экспорт нефти. Экономическая суть дела проста: внутрироссийские цены на нефть долгое время были порядком ниже, чем цены мирового рынка. Вы покупаете в России на миллион рублей нефти и продаете её в Европе за миллион долларов. Поскольку вывоз нефти из России регулируется правительством, дело заключается лишь в том, чтобы получить у соответствующего чиновника соответствующее разрешение. И поскольку возникал лишь один вопрос: сколько надо дать? - миллионы на нефти не делал лишь ленивый. (Впрочем, валютой, пригодной для обретения экспортной лицензии на нефть, лес или иные богатства России становились не обязательно деньги как таковые, но и родственные или дружеские связи - по принципу ты - мне, я - тебе - или политическое влияние).
Общеизвестно, что деньги, вырученные таким образом, в значительной своей доле оседали за границей на личных счетах российских экспортеров. Но не все. Часть возвращалась в Россию вполне легально (скажем, в виде платежей за новую порцию экспортного товара). Часть же ввозилась нелегально, как живые наличные. И напрасно принято такие деньги называть “грязными”. Эти деньги вполне производительно работали и работают в российской экономике, но в той её сфере, которая не подотчетна правительственным структурам, а значит и не облагается государственными налогами - то есть в экономике теневой, контролируемой полу - (или полностью) криминальными структурами.
Грубо нарисованная нами схема в известной степени работает до сих пор. И уж точно хорошо работают деньги, которые указанным выше способом были закачаны в сферу теневой экономики. Общеизвестно, что при сокращении в прошлом году средней зарплаты в России на 11% (в долларовом эквиваленте), среднедушевой доход (опять-таки в долларовом эквиваленте) вырос на 15%. Можно смело предположить, что эти деньги, в большинстве своем неучтенные в госбюджете, есть доля населения в доходах, полученная из рук дельцов, так или иначе причастных к экспортным спекуляциям.
В последнее время, в связи с тем, что внутрироссийские цены на энергоносители и на сырьевые товары близко доросли до мировых, а транспортные и таможенные тарифы на экспорт и вовсе приводят окончательную цену к уровню цен мирового рынка, спекуляции по прежним схемам стали невыгодны. Сколотить состояние тех же баснословных размеров и в те же сроки, что и два-три года назад, теперь не то чтобы вовсе невозможно, но куда труднее. И торговцам нефтью, и экспортерам цветных металлов или леса приходится даже прибегать к такому явно криминальному методу, как пересортица. Как сообщают знатоки, экспортеры леса под видом балансов (недорогой второсортный лес, используемый как сырье в целлюлезно-бумажной промышленности), вывозят дорогую первосортную древесину, предназначенную, скажем, для производства мебельной фанеры. Понятно, что операции такого рода - прямое преступление, а значит и куда более рискованны, чем прежние открытые спекуляции, обеспеченные правительственными лицензиями.
И всё же до недавнего времени оставалась лазейка для выгодной перепродажи за границей более дешевых российских товаров по мировым ценам. Чтобы в эту лазейку проникнуть, уже недостаточно было получить лицензию на экспорт, но следовало добиться освобождения от таможенных платежей. Такого рода льготы давались тем структурам, которые следовало особо “подкормить”. Так недавно получило скандальную огласку в печати некое акционерное общество “Ростопливо”, которое, по замыслу его учредителей, должно было быть использовано для финансирования программ Управления делами президента. Впрочем льготы предоставлялись как отдельным юридическим лицам, так и целым экономическим районам, которые объявлялись “свободными экономическими зонами”.
Указ президента № 244 все ранее данные льготы отменил. Предполагается, что практика такого рода будет в принципе прекращена. Впрочем, несмотря на то, что субъектам, ущемленным президентским указом, обещаны значительные компенсации, добиться полной, раз и навсегда отмены льгот будет нелегко. Идеология иждивенчества в российском обществе куда сильнее идеологии производительного предпринимательства. Вот как описывает реакцию на президентский указ известный экономический обозреватель А.Беккер: “На днях московское радио поведало трогательную историю о коммерческом банке, через который шла финансовая помощь “афганцам”. И который теперь, после указа властей об упразднении внешнеторговых привилегий этой организации, просто не знает, как выразить полноту своих чувств к изувеченным на войне. Программа “Время” передала репортаж из Волгограда с тренировки юных футболистов: автор сюжета сетовал на то, что детский спорт после отмены льгот ждет печальная участь. Чтобы такая же судьба не постигла свободную экономическую зону “Янтарь”, глава Калининградской администрации профессор Маточкин срочно прилетел в Москву и пробивается на прием к президенту...” (“Сегодня”, 23.3.95).
Именно с отменой льгот связывают и трагедию в Национальном фонде спорта. “Заместитель генерального директора НФС Петр Васильев заявил, что эти льготы позволяли весьма эффективно распоряжаться заемными средствами, поэтому фонд активно привлекал их, причем они оформлялись не только как кредиты, но и как различные инвестиционные договоры. После отмены льгот НФС оказался не в состоянии выполнить свои обязательства перед инвесторами... Поэтому, по предположению г.Васильева, кто-то из инвесторов мог просто отомстить Гаврилину.” (Коммерсант-DAILY, 21.3.95).
О том, что отменяемые льготы создавали благоприятную почву для разгула преступности, говориться мало. Об этом приходится догадываться по каким-то косвенным свидетельствам, - например, по тому, какого рода инвесторы были привлечены к проектам НФС.
Медленно, трудно, иногда с трагическими, кровавыми поворотами, но всё же постепенно сужается экономическая база теневого, криминального бизнеса в России. По всей России идет война, одним из эпизодов которой и стал расстрел таможенного эксперта НФС.
22-28 июня 1995
Тем, кто ездит по российским дорогам и знает, насколько коррумпирована дорожная милиция, не покажется неправдоподобным рассказ террориста Шамиля Басаева, что он де со своим батальоном на двух грузовиках доехал из Чечни до Буденновска, деньгами подкупая милицейских работников на контрольно-пропускных пунктах. Можно не сомневаться, что будь у него достаточно денег, он, как и собирался, смог бы и до московского Кремля доехать...
Но вот приехали террористы в Буденновск. Усеяли улицы трупами ни в чем не повинных горожан. Согнали в городскую больницу две тысячи заложников (среди них - детей, женщин, стариков, больных и немощных). Выставили условия их освобождения... И сразу встал вопрос: штурмовать больницу, подвергая риску жизнь сотен заложников (и подставляя своих же штурмующих солдат на убой) или вести переговоры с бандитами? И в первую очередь вопрос этот встал как раз перед высшими чинами той милицейской системы, которая за деньги пропустила террористов в Россию. Какой ответ они выберут?
Штурмовать больницу, буквально набитую заложниками, среди которых прячется сотня вооруженных мерзавцев, то есть сознательно идти на то, чтобы убивать во время такого штурма людей ни в чем не повинных, - тяжкое уголовное преступление, не менее тяжкое, чем пропуск террористов за деньги. Но ведь штурмовали! Дважды штурмовали. Бессмысленно и безрезультатно... Впрочем, нет, результат вот он: к общему числу невинных жертв террора прибавилось еще тридцать человек - теперь уже убитых в коридорах и палатах больницы штурмовавшими больницу спецназовцами.
Жуткая получается картина: с одной стороны - уголовники - террористы, с другой - уголовники из "силовых" ведомств, а между ними - беззащитные мирные жители... Трудно представить, какая выросла бы гора трупов (а в больнице находились две тысячи человек), если бы сначала со своей миротворческой миссией не прибыл бы в город Сергей Ковалев, а вслед за ним (не им ли и подвигнутый?) в дело не вмешался бы глава федерального правительства Виктор Черномырдин и не начал бы переговоров с бандитами (похоже, и с теми, и с другими одновременно)...
События последних дней в маленьком южном городишке как никогда четко предъявили две глубокие политические тенденции, два нравственных принципа, две общественные силы, даже две всеобъемлющие партии, противостоящие одна другой по всей России. Мы говорим вовсе не о чеченских террористах. Мы говорим именно о двух партиях российского общества, четко проявивших себя в процессе освобождения заложников: одна - партия насилия, партия принуждения, партия потрясений (ее главный принцип - прямо уголовный: ради достижения своих интересов перед кровью не останавливаться), другая - партия разумного компромисса, партия мира и общественной стабильности (здесь главный принцип ¬ абсолютная ценность человеческой жизни). Понятно, ни одна из этих партий никак не конституирована и четких границ не имеет, но кажется, что линия их генерального противостояния делит все общество надвое и проходит через кремлевские кабинеты, через зал заседаний Государственной думы, через студии телевидения - через все государственные, социальные и политические структуры страны. Более того, кажется, что именно это противостояние, время от времени переходящее в яростную борьбу, - и есть истинное содержание современного исторического процесса.
Как-то так всегда случалось в новейшей российской истории, что партия насильников проявляла себя раньше и круче партии миротворцев, - и эти уже мало чем могли помочь людям. Так произошло полгода назад в Чечне. Так сначала пошло дело и в буденновской трагедии: министр обороны П.Грачев на всю страну высказался за силовые методы, президент Б.Ельцин сообщил (присутствуя в это время в Канаде), что он поручил министру внутренних дел денек-полтора подождать, но штурм начать... Впрочем, люди из партии насилия правильно поняли, что главное слово здесь не "подождать", но "начать". И начали.
Хроника развития событий в Буденновске до момента вступления В.Черномырдина в телефонные переговоры с террористами есть хроника непрерывных провокаций со стороны "партии насилия". Многочасовая задержка с пропуском журналистов в больницу, куда их затребовали бандиты, пожелавшие публично выставить условия освобождения заложников, - провокация (она стоила жизни пятерых заложников, расстрелянных бандитами). Стрельба по журналистам, (уже входившим в больницу) со стороны осаждавших, обстрел комнаты, где должна была состояться пресс-конференция Шамиля Басаева - провокация, лишь по счастливой случайности обошедшаяся без серьезных жертв (ранена женщина-врач). Два штурма, - обреченные на неудачу, а главное, последовавшие уже после того, как террористы выставили свои условия, а значит наметилась возможность переговоров, - самая чудовищная провокация (цена ей, как мы уже вспоминали, ¬тридцать жизней заложников).
Вот что важно: Виктор Черномырдин вел борьбу за жизнь двух тысяч заложников не столько с чеченским террористом Шамилем Басаевым, сколько с провокаторами из "партии насилия". (И хорошо понимал это. "Здесь продолжают стрелять,"- говорит по телефону Басаев. "Это провокации. Там есть кому провоцировать,"- отвечает Черномырдин.) И добился успеха российский премьер (а спасение тысячи заложников - успех, хоть и горький на фоне горы трупов) только потому, что избрал правильную тактику - тактику абсолютной гласности. Он предъявил обществу всех участников конфликта. Он показал (не прямо, так косвенно), кто есть кто. Он лишил провокаторов из "партии насилия" их существенного оружия ¬возможности принимать решения и действовать в тайне от общества, чтобы потом ложью прикрывать свое насилие.
Способ действий российского премьер-министра в буденновской трагедии - мирный компромисс при жесткой верности фундаментальным конституционным принципам - весьма обнадеживает. Впрочем, трагедия еще не вполне завершилась. В момент, когда пишутся эти строки, автобусы с террористами и полутора сотнями заложников-добровольцев еще катятся по северокавказским дорогам в сторону Чечни, и что их ждет впереди, трудно предсказать... Но мы знаем, в Грозном только что начались переговоры о прекращении военных действий в Чечне. “Надо остановить бойню в Чечне, "заявил В.Черномырдин на всю страну, едва положив телефонную трубку после переговоров с террористами. Осмыслить войну в Чечне именно как бойню - это дорогого стоит. Кажется, партия мира начинает брать верх над уголовниками из "партии насилия"...
P.S. И вот последняя провокация. Провокация вдогонку. Уже после того, как автобусы с террористами и заложниками - добровольцами тронулись в путь, выяснилось, что у всех тех, кто ради освобождения женщин и детей из буденновской больницы согласился подвергнуться смертельному риску и отдал себя заложником в руки бандитов - у всех этих добровольцев руководители операции взяли такую вот расписку: "Я, имярек, добровольно присоединяюсь к банде террористов Шамиля Басаева и несу ответственность за все возможные последствия". И люди подписывали! Они, видимо, все-таки надеялись, что здравая часть общества окажется сильнее провокаторов, словно злобствующих вдогонку по поводу отнятой у них возможности пустить новые реки крови.
20-26 июля 1995
Мы ничего не понимаем, что происходит в Чечне.
Не знаю, многие ли видели, но я видел и был потрясен: солдат, воюющий где-то в районе Шали или Бамута, обращаясь к нам с телеэкрана, предупреждает: "Загадочная война!" А в чем загадка,- не говорит. "Восемьдесят процентов того, что я здесь увидел, не для разглашения." Что такое он там увидел, что даже говорить боится? Впрочем, это и не его дело - загадывать или отгадывать загадки. Его дело - убивать и постараться не быть убитым. И если уж придется погибать, то (без загадок!) знать, за что. А вот дело российской политической интеллигенции как раз и состоит в том, чтобы осмыслить и разгадать все загадки чеченской войны. Сформулировать и вынести на общественной суд (или хотя бы только объективировать в общественном мнении) все вопросы, все проблемы, все тайны чеченской катастрофы.
С одной стороны, хорошо, что после семи месяцев чеченской войны российский солдат еще способен воспринимать ее как пугающую загадку, - это значит что, слава Богу, мимо его души прошли все грубые усилия официальной пропаганды, - и остались одни только вопросы... Но ведь и правильных ответов у него нет. Некому подсказать. И не знаю, кто как, а я понял это признание солдата как косвенный упрек политической интеллигенции в ее полном интеллектуальном бессилии: увы, российская интеллигенция и сегодня, как и семь месяцев назад, оказалась неспособна убедительно предъявить обществу (и тому солдату) смысл исторических событий и последствия связанных с ними политических решений.
Военные последствия ввода войск в Чечню с самого начала были рассчитаны неверно, а последствия политические и вовсе никем не рассчитывались слухи об этом стали еще в декабре просачиваться из Кремля, а теперь уже не слухи, но прямые свидетельства полились потоком. Коллеги-журналисты цитируют признания министра Козырева, советника Сатарова... Да разве и без их признаний сразу не видно было! Но дело не только в том, что вместо предполагавшейся "восьмидневной операции" война растянулась на семь месяцев и конца ей не видно. Беда еще серьезнее: чеченская война показала, что у российского общества (у интеллигенции, в частности) в принципе отсутствуют возможности (механизм, способ, метод) контролировать хотя бы краткосрочные последствия политических решений высшего руководства страны.
Если бы не мужество Сергея Ковалева и его товарищей, дела российской интеллигенции были бы и вовсе из рук вон плохи... Но Ковалев приехал в Грозный не загадки разгадывать. Он - человек прямого нравственного действия. Он приехал протестовать против нарушения прав человека, приехал попытаться остановить насилие, спасти, по возможности, жизнь людям (обеих противоборствующих сторон) или хотя бы только смягчить насилие, хоть чуть уменьшить число жертв (что не удалось в декабре-январе в Грозном, но вполне удалось в июне в Буденновске). Ковалев обращался больше к чувствам людей, больше к общественной совести, чем к общественному интеллекту. В этом его сила, но здесь - и слабость. Причем если сильные стороны позиции С.Ковалева следует целиком и полностью отнести на счет его личности, то проявившиеся слабости (в основном, методологические) важно осмыслить именно как слабость российской политической интеллигенции в целом.
"Не могу молчать!"- таков извечный нравственный императив российской интеллигенции... Но почему же молчали в течение трех лет? (Я не высказываю упрек, но только транслирую его: он ведь к каждому из нас в равной степени относится, ¬никто не бессловесный.) И домолчались до того, что судьба России оказалась в руках военных авантюристов и политиков, страдающих интеллектуальной импотенцией.
А потому молчали, что весь круг наших знаний о событиях в Чечне замыкался на информации о грабежах и насилии. Грозный ¬уголовная малина. Чеченские авизовки. След чеченских миллионов в лондонских убийствах...Уголовщина - она и есть уголовщина. О ней, что, кому и как говорить? Не к мировой же общественности обращаться по поводу разграбления поездов или армейских складов. Молчали, потому что не знали, от кого и что требовать. Выдвинуть тут какое-нибудь политическое требование, какой-нибудь политический лозунг вроде было неуместно, а кроме лозунга, кроме протеста никакого более продуктивного, более интеллектуального языка у русской интеллигенции, похоже, до сих пор как-то не прорезалось. Потому и заговорили громко только тогда, когда появилась возможность сформулировать лозунг: в момент ввода войск.
Соблазн мыслить правильными лозунгами,- быть может, главная беда российской политической интеллигенции. "Остановить кровавую бойню!"- правильный лозунг. "Сохранить территориальную целостность России!" - тоже очень правильный лозунг. "Каждый народ - сам выбирает свою судьбу!"- ну кто же будет утверждать обратное... Но из всей этой правильности, из этой бесспорности ничего кроме насилия, смерти и разрушений не получается.
Я не верю в скорый успех проходящих в Грозном мирных переговоров. Они или опоздали на год, или, напротив, начались преждевременно, и теперь нужно время, чтобы общество сумело осмыслить, что именно происходит в Чечне. Пока же в российском общественном сознании мало что изменилось за последние восемь месяцев. С каким новым знанием Н.Михайлов и А.Вольский сели за стол переговоров? Разве чеченские лидеры уже не уголовники, как это до сих пор считалось в российских правительственных кругах? Разве мы узнали много нового о глубинных процессах внутри чеченского общества? Разве российское общество успело осознать всю сложность геополитического узла, затянувшегося в Чечне? Нет же, мы, российское общество, российская интеллигенция, и восемь-то месяцев назад допустили начало войны в Чечне в значительной степени потому, что пребывали в информационном вакууме, который исключает работу общественного интеллекта, но дает обильную пищу предрассудкам, - и теперь мы там же. В конце концов победил Владимир Жириновский: некогда он предложил оставить на месте непокорной Чечни одну дымящуюся воронку,- так вот отчасти это уже и произошло: пустая воронка дымится в российском общественном сознании на том месте, где должны быть положительные знания о чеченском народе, о чеченском обществе, о чеченских проблемах.
Между тем загадочную карту Чечни демонстрируют нам в последнее время средства массовой информации: на ней указан город Грозный и поселки южнее Терека, а севернее - ничего, пустота. Загадка вроде не сложная: нам показывают карту той части Чечни, что воюет с Россией. Но ведь Чечня, что с нами не воюет - тоже существуют. Сколь она велика и сколь сильна? В чем конфликт интересов Дудаева и оппозиции? (А теперь читаем даже: “басаевцы против дудаевцев”.) В чем природа ненависти одних чеченцев к другим ? (Вопреки утверждениям, что чеченец никогда не станет воевать с чеченцем, иногда кажется, что эта ненависть глубже, чем ненависть к русским: генерал Масхадов в недавнем интервью выходящей в Париже “Русской мысли" заявил, что, возможно, недавнее убийство чеченской семьи в пригороде Грозного - дело чеченцев, купивших услуги русских убийц в армейской форме). Как будет развиваться этот конфликт, если русские уйдут или хотя бы ослабят свое военное присутствие? В зависимости от того, каков будет статус Чечни, каковы будут гарантии безопасности русского населения?.. Увы, российское общество практически не получает никакой информации, которая помогла бы нам здесь найти ответы.
Россия ведет переговоры с противником, который как бы закрыт от нас черной занавеской. Знаем только, что там, за занавеской, - вовсе не уголовники, но серьезные политики. Но чьи интересы они выражают - можем только догадываться (или даже вовсе - гадать). Похоже, в России нет экспертов, который могли бы предъявить общественному мнению подробную картину чеченской политической жизни - и до начала войны, и теперь, когда начались переговоры о ее прекращении.
Знаем, что Чечня - нефтедобывающая и нефтеперерабатывающая республика. Но кто реальные хозяева чеченской нефти и нефтепродуктов - и гадать не можем. Кто претендует на это богатство? Каковы здесь тайные, теневые связи между Чечней и Россией? Кто готов воевать и воюет за него? Кто предположительно будет распоряжаться колоссальными доходами, которые принесет транскавказский нефтепровод, буде его проложат по территории Чечни? И опять - на что здесь претендует российский теневой бизнес, на что - чеченский? Многие считают, что в сфере интересов такого рода и надо бы искать тех, для кого чеченская война вовсе не выглядит загадочной.
Знаем, что геополитическое положение (и воинственные черты национального характера) привлекают к Чечне интерес мусульманского мира. Братья моджахеды сражаются в чеченских горах. Газават уже объявлен. Какие прогнозы могут предложить здесь российскому обществу эксперты по мусульманской проблеме? (О важности этой проблемы понимаем, глядя на взаимное истребление славян - мусульман и христиан - в Боснии.) Да есть ли в России такие эксперты? И если есть, почему их суждения не стали достоянием общественности? Почему мы все, российское общество, не имеем возможности оценивать решения политиков (в том числе и тех, кто ведет переговоры в Грозном), опираясь на знаниях интеллектуалов-экспертов, но вынуждены слушать бедовые измышления диллетантов-политиков?
При всяком разговоре об общественной функции русской интеллигенции в первую очередь вспоминается, что она - совесть общества. Совесть-то совесть, но сколь эффективное политическое действие есть результат работы совести? Не молчать - этого достаточно было прежде, когда за отсутствием какого бы то ни было демократического механизма, демонстрация нравственного протеста была единственно возможной формой участия в общественных событиях (скажем, протест против ввода войск в Чехословакию). Но не мало ли сегодня, когда у интеллигенции есть огромный арсенал средств, чтобы участвовать в формировании общественного мнения?
Разбирательство в Конституционном суде, конечно, поможет уяснить обществу правовую сторону чеченской проблемы. Будем надеяться, что это поможет и интеллектуальным силам общества осмыслить политическую и геополитическую суть конфликта. А без такой работы, как мы правильно сделаем свой выбор в декабре? Как определим, кто из политиков действительно заботится о благе России, о нашем мирном будущем?
Чудно’ слушать, как генерал А.Куликов, новый министр внутренних дел объясняет, что если переговоры сорвутся, то начнется затяжная война без сплошного фронта, начнутся "диверсионные акты с использованием элементов партизанской войны". Подпишут стороны нынешнее соглашение или не подпишут ¬ затяжная партизанская война и сопутствующие ей выплески террористических актов неизбежны. И мы станем или объектом террора, или его ничего не понимающими (и потому позорно бессильными) свидетелями... Если, конечно, общими усилиями - и только общими! - не найдем спасительный мирный выход из чеченской войны.
Понятно, интеллектуалы не могут остановить войну. Но могут создать единый корпус общественного знания, а с ним - и общественного мнения. Не то, чтобы политики не умели бы наплевать на эти знания и мнения, но сделать это будет уже намного труднее.
21-27 сентября 1995
1.По законам жанра
Самая страшная, самая трагическая оплошность российских демократических сил - отказ от суда над коммунистической идеологией, над большевистской государственной доктриной. Они не сумели подвести черту под минувшим. Не сумели предъявить народу меру исторической ответственности коммунистического режима в целом. И теперь вынуждены эту ответственность делить или даже вообще целиком брать на себя. Иного оратора послушаешь,¬получается, что Е.Гайдар виноват, что провалилась продовольственная программа Брежнева или даже промышленные реформы Косыгина.
Давно уже замечено, что исторические события и целые исторические эпохи развиваются по законам художественного текста. (Или текст развивается по законам истории.) Только четко акцентированный финал, только суд мог предъявить обществу истинный смысл семидесятилетней истории коммунизма в России. Только суд мог завершить этот период истории. Но суда не было. (Потешный разбор "дела КПСС" в Конституционном суде был как нельзя кстати коммунистам. Судили не доктрину, не идеологию. Осуждали лишь методы партийной работы. Лишь некие нарушения законов. Нарушения тех законов, которые коммунисты сами себе и написали.)
Финал не состоялся. Рубеж, черта, грань не зафиксированы в общественном сознании. Где чье время? Где чья власть? Где чья ответственность? В массовом общественном сознании границы эпох оказались стерты, размыты. Где кончается ответственность тех, кто поддерживал преступную коммунистическую доктрину и начинается ответственность реформаторов? (Да и на самих политиков взгля¬нуть: в каждом из них где кончается коммунист-аппаратчик и начинается демократ-реформатор?) Не было финала, не было последней черты... и выходит, что история российского коммунизма вовсе еще не окончена.
Более того, оказалось вдруг, что в России есть только одна политическая сила, имеющая крепкую выучку, школу, традиции,- это коммунисты. Их социальная демагогия прошла испытания кризисом и осталась безупречна. Сознательно или интуитивно они крепко усвоили, что массовое общественное сознание оперирует не столько четкими словесными формулами (так работает сознание общественной элиты, интеллигенции), сколько яркими художественными образами. По законам художественных текстов. И здесь чрезвычайно важен финал. Поэтому они готовят хороший финал демократам. Уж они-то черту подведут. Их лидер Г.Зюганов неоднократно заявлял о грядущем "суде истории". Мы помним в газете "День" (Зюганов ¬любимый персонаж и автор) фотографию колонны военнопленных на улицах Москвы, и подпись: "Так поведут демократов." Какой яркий образ! Можно не сомневаться, если им удастся вернуться к власти, они-то уж не упустят устроить суд. И виновные будут найдены. И мера ответственности определена. И приговоры зачитаны. Финал состоится по законам жанра.
И начнется новое действо?
2. О частной собственности
Виктор Черномырдин предложил провести в декабре референдум о частной собственности на землю. Не то, что реформы, но сама идеология реформаторства не может дальше развиваться без рынка земли, без ипотеки. Коммунисты, понятно, против. Доводы их лукавые: от частного владения все беды, все неравенство, все преступления...
Вот самая безумная идея марксистов (и самая циничная ложь русских коммунистов): без частной собственности человечество становится лучше... Это как если бы кто решил оскопить все человечество поголовно, чтобы вовсе прекратить преступления на сексуальной почве.
3. Политический метод Мавроди
Сначала, как известно, Саргей Мавроди построил финансовую "пирамиду" ("МММ") и сколотил на этом многомиллионное (долларовое) состояние. Но денег вкладчикам не отдал. Чтобы избежать тюрьмы, пошел в политику и стал депутатом Думы. (Многие считают, что попросту купил голоса избирателей, - кого посулами, а кого и прямо за деньги). Возмущенные вкладчики "МММ", многие из которых вложили в Мавроди все свои сбережения (а иные даже и квартиры свои продали, чтобы отнести ему деньги), организовали ассоциацию обманутых. Так вот этих обманутых, эту ассоциацию сам Мавроди теперь преобразует в Партию народного капитала и становится ее лидером. Он правильно рассудил, что обманутым от него идти некуда. Он взял их в заложники. Они к нему привязаны своим отчаянием, безысходностью и теплящейся еще слабой надеждой. Сядь он в тюрьму, и надежда рухнет окончательно. Они его будут беречь до последнего. Так заложники в захваченном самолете берегут обвязанного гранатами террориста... Заложники Мавроди готовы его и в Президенты России вывести - лишь бы спасти. Он же, со своей стороны, еще не ко всем заложникам равно благоволит: в первую очередь лишь тем обещает вернуть долги ( в будущем, если вообще дойдет дело до отдачи), кто в его партию вступит среди первых и будет активно поддерживать его на выборах в Думу.
Нам нужды нет разбираться, что такое Мавроди: холодный циник или запутавшийся игрок, вынужденный постоянно играть на повышение. В президенты он скорее всего не выйдет, а поэтому будущее его печально (как, впрочем, и будущее его " партийных заложников"). Но разве его метод не является лишь наиболее откровенной формой российского политического шантажа и террора?
Все мы заложники. Страшно поддерживать бандитов при власти. Но еще страшнее, если они упустят власть: взорвется.
4.Цитируем Н.Михалкова
Политическим деятелем вдруг объявился кинорежиссер и актер Никита Михалков. Есть ли у него далеко идущие расчеты: вплоть до президентского кресла,- кто знает? Пока же он занял второе место в федеральном списке правительственного блока "Наш дом - Россия" и на первой же пресс-конференции предъявил свое видение политической ситуации: "Те, кто обещает, придя к власти, накормить народ, обманывают: они прежде всего начнут насыщаться сами. Те же, кто теперь у власти - уже насытились и готовы делиться... (тут Н.Михалков как бы завершил фразу, но хороший вкус ему подсказал, и он добавил)...властью."
Сразу стало видно, что Н.Михалков - чуткий политик. Он хорошо чувствует (или даже знает), что в российском массовом сознании идеи дележа и уравнивания доминируют над идеями производства и развития. Он и заговорил о дележе. Но о дележе... власти. А делиться властью - это нечто иное, чем делить собственность. Законный дележ власти - и есть демократия. Начало эпохи производства и развития.
5. Цитатируем В.Розанова
Из "Опавших листьев":
...Россия в сущности знать не знает своего "представительства".
Что делать. Ее метод не "бюллетени", "избирательные ящики" и "предвыборная агитация". А другой:
Жребий - "как Бог укажет".
И - потасовка: "чья сила возьмет".
Так и выбирали "на Волховом мосту". Пока Иван III не сказал: - Будет драться.
И послал Вечевой Колокол куда-то в Тверь и вообще в "места не столь отдаленные".
Не спорю, что это печально. Но ведь вся Русь печальна. "Все русское печально", и тут только разведешь руками,- тоже по-русски.
(выборы в 4-ю Думу; от имеющих право выбирать явилось не более 30%)."
Век минул. Теперь наступили времена 6-й Думы. Но по-прежнему вся Русь печальна, и тут только разведешь руками.
И впрямь не лучше ли бросить жребий? По крайней мере чище всей этой возни.
Хотя у нас и жребий бросит какой-нибудь шулер или наперсточник.
Может, это и есть печальный русский жребий?
Что ж, на все воля Божья.
28 сентября-4 октября 1995
1.Типичный случай
Алла Гербер рассказывала:
В том московском избирательном округе, где она убедительно выиграла выборы в Думу в 93-м году, теперь уйма претендентов. Счет голосов пойдет не на тысячи и сотни, а на десятки и даже единицы голосов. Тут любой обман возможен: десяток-другой голосов подкинуть или отнять - плевое дело. И кто-то может выйти в победители вообще с перевесом всего в один голос.
Но мало этого. Алла в изумлении смотрит на объявившихся вдруг коллег-конкуренток-демократок: в этот же округ набежали еще и Г.Старовойтова, и А.Ярошинская. Они хорошо поняли, что победа Аллы Гербер два года назад показала, что в том округе "демократически ориентированный электорат" . У Аллы и теперь хорошие шансы: она провела свой думский срок с достоинством... Но вот каждая из "новоприбывших" в округ коллег-демократок надеется оттеснить ее, занять ее место.
Обещается такой удивительный дамский ринг. В результате они конечно узнают, кто из них наиболее любим народом. Но демократический электорат не резиновый. И те голоса, которые два года назад набрала Алла, распределившись уже на трех демократок, не выведут в Думу ни одну из них. А победа достанется или коммунистам, или фашистам.
У демократов нет общей тактики борьбы. Никто ни на что не надеется: ни на программы, ни на лозунги. Не борьба, а общая свалка.
Помните дикие давки и свалки в наших магазинах, где женщины толкались, бились и прорывались к прилавку, чтобы успеть ухватить кусок ли масла, пачку гречки или качан капусты. Я помню свалку у контейнера с капустой: рослая женщина колотила в исступлении кочном капусты по головам и спинам. Тогда мы говорили: “До чего довели народ! Человеческий облик потеряли.”
Алла сомневается лезть ли в это: уж больно ситуация омерзительная. Она человек добрый, неагрессивный, - ей все это претит.
Но на ней обязательства перед теми, кто ее выбрал два года назад.
2. Ярмарка
Всего на выборы идут 50 избирательных объединений. Кем-то подсчитано: 20 тысяч человек рвутся в парламент. Профессиональных политиков среди них мало. Наугад просматриваем списки: начальник пассажирской службы морского теплохода, главный бухгалтер крестьянского фермерского хозяйства, директор завода электромедицинской аппаратуры, специалист по прудовому рыборазведению... И в каждом списке обязательны генералы, артисты, профбоссы. И конечно же банкиры.
Эти последние выглядят здесь особенно странно.
Есть ли смысл вкладывать деньги в некое 29-е или 38-е объединение, шансы которого заведомо равны нулю?
Смысл есть. И шансы просчитаны. Это ничего, что они исчезающе малы. Покупаются не обязательно места в парламенте. Деньги, данные на избирательную кампанию, даром не пропадут. Будут еще и местные выборы. Да и вообще не в одних только представительных структурах политическое счастье. Покупаются политики. Со всеми их партиями, связями, устремлениями, со всем их прошлым и будущим.
Инвестировать в политику - выгодно.
Никто не дает денег за просто так. "Не выиграл думские выборы,- ничего, сочтемся, - отработаешь иначе."
3. Прерванные беседы
Руководство Общественного российского телевидения (1й канал) приняло решение закрыть передачу “Встречи с А.И.Солженицыным”, регулярно выходившую в эфир в последние месяцы. Закрытию передачи предшествовала серия газетных публикаций, в которых видные политики и публицисты самой разной ориентации высказывались о теле беседах писателя резко отрицательно.
В “Известиях” выступил известный публицист Константин Кедров, назвавший экранный образ А.Солженицына “серым человеком”.
В “Московском комсомольце”, который охулки на руки не кладет, некий “прокурорский хор”:
Константин Боровой: “Это маразм. Безумно обидно за человека, перед которым я преклонялся половину своей сознательной жизни...”
Виктор Алкснис: “Александр Исаевич опоздал со своими проповедями, и опоздал навсегда...”
Валерия Новодворская: “В его поведении не заметно ни разума, ни благородства. Зрелище настолько печальное, что хочется завесить экран черной материей, как зеркало в доме покойника. Я думаю, “Останкино” этим циклом передач доведет нынешнее поколение до того, что в России книги Солженицына читаться не будут. Если оно, “Останкино”, хочет, чтобы это нынешнее поколение наслаждалось “Архипелагом”, “Одним днем Ивана Денисовича” или “Раковым корпусом”, то пусть прекратит эти передачи, пока не поздно.
Передачи прекратили. Поверили суждениям Новодворской и Борового?
Совершенно очевидно, что беседы А.Солженицына были адресованы не элите. Телеэкран давал ему возможность обратиться к людям российской провинции. Были ли беседы великого писателя (и проповедника) важны для них?
В последнем номере “Общей газеты” опубликованы результаты всероссийского опроса, проведенного фондом “Общественное мнение”. Отвечая на вопрос “Кто из перечисленных деятелей в наибольшей степени соответствует вашему представлению о русском патриоте?” большинство респондентов поставило А.Солженицына на первое место (23%).(На втором - М.Растропович - 15%, третий - С.Говорухин - 11%, последний, десятый,- В.Жириновский - 4%).
Увы, решив узнать некоторые подробности этого опроса, мы выяснили, что проводился он... весной 1994 года.
А сегодня? Что значили эти передачи для страны? Что значили для московской элиты,- мы знаем. Раздражали. Не для них они были.
А что значили для тех, кому предназначались, не знаем.
4. Наше будущее глазами А.Проханова
Проханов - видный идеолог российского национал-коммунизма, издатель газеты "День" (закрыта) и "Завтра". В своих писаниях все время провоцирует насильников и воспевает их. Так было в годы афганской войны (его прозвище - "афганский соловей"). Теперь по-женски нежно пишет о Зюганове: "...его огромный лбище, голубые под пшеничными бровями глаза, рокочущий бас, широкая, вразвалку поступь..." И красиво изображает свое общее с Зюгановым (да ведь и наше!) будущее: "Я подозреваю, Зюганов остро чувствует эту дилемму: остаться ли ему лидером традиционной парламентской партии, в которую он превратил КПРФ, давая ей возможность выжить и действовать, обрекая ее на унылый парламентаризм, или же, исцелив организацию, оснастив ее запасом социльной прочности, снова, продолжая, коммунистический завет, бросить вызов пошлой стихии, предпринять попытку здесь, в России, овладеть историей, перехватить ее у Запада, развернуть в "русскую сторону", туда, где мерещится "русское будущее", "русское солнце", "русская несказанная мечта". Что это за "мечта" и "солнце", дадут ответ теория и идеология Русского Коммунизма, на освоение которых, я убежден, Россия потратит следующий век." (Сов.Россия.21.9.95)
Если оставить в стороне всю эту лабуду насчет солнца и мечты, то главное, ключевое слово здесь - СНОВА.
СНОВА овладеть историей. СНОВА изнасиловать историю.
СНОВА век потратить на это хотите? Вместе с Прохановым голосуйте за Зюганова.
12-18 октября 1995
1.На кухне
Право, не знаешь, как относиться к тому, что за последние годы в России заметно изменился жанр политического действа. Помним: А.Сахаров на трибуне Съезда народных депутатов, Б.Ельцин на танке, Е.Гайдар на балконе Моссовета... Эти сцены из героической трагедии, малыми участниками которой мы и себя ощущали, теперь остались в прошлом. Теперь не то. Нынешняя политическая борьба больше напоминает застарелую вражду в коммунальной квартире: все творят друг другу гадости - скрытно, тайно, исподтишка. Недаром при описании политического процесса теперь так часто используется слово кухня: политическая кухня.
Понятно, что события на кухне происходят иначе, чем некогда на площади. Еслипрежде действенным средством общественной коммуникации был лозунг (и его производные: трибунная речь, публицистическая статья и т.д.), то теперь - слухи. Слухи распространяются газетами и журналами, транслируются радио и телевидением, передаются из уст в уста. Мы ничего не знаем, что реально происходит в коридорах власти. Не знаем, у кого из политиков какой реальный политический вес. Да и вообще не знаем, кто реально правит страной. Реальные знания заменяются слухами... Вот типичный образчик из последних газет: "Слухи о том, что Скокова вот-вот назначат главой кабинета, появляются с завидной регулярностью... Люди, знакомые с бывшим секретарем Совета безопасности лично, не исключают, что эти слухи, как и другие - о том, что между Скоковым и Ельциным сохраняются доверительные отношения, может распространять сам Скоков... Информационной суете вокруг Скокова может быть и другое объяснение: слухи о его будущем премьерстве запускаются с целью вызвать раскол в руководстве Конгресса русских общин. Кто их запускает, не составляет труда догадаться..." Кому-то, может, труда и не составляет, а мне, рядовому читателю, все это как феня, на которой уголовники договариваются гробануть банк или замочить конкурента.
Ладно, время лозунгов и впрямь прошло. Но почему же никто из демократических политиков не проявит себя сторонником открытой политики в открытом обществе. Декларации в политике - прием вовсе не дурной. Декларируйте искренность и правду - и придерживайтесь этих деклараций. Вице-премьер А.Чубайс вызывает симпатию своей верностью либеральному курсу. Но я никак не пойму, почему он раз за разом обманывает шахтеров, обещая им своевременную выплату зарплаты. Почему открыто не скажет, в чем дело?.. Да пусть бы только я не понимал: и шахтеры ведь не понимают.
А коммунисты потому и набирают очки, что сумели вынести свои декларации (замешанные, впрочем, на безудержной социальной демагогии) на площадь: наиболее впечатляющий телесюжет последних дней - Аман Тулеев, номер два в коммунистическом списке, доверительно и открыто, как к детям родным, обращается с балкона к многотысячной толпе кузбасских шахтеров. Это не важно, что несет вздор, Важно, что доверительно и открыто. Весьма вероятно, что за него-то они и проголосуют.
А ко мне так доверительно, так открыто никто не обращается. Разве один только проницательный умница Михаил Михайлович Жванецкий с экрана телевизора. За него бы я и проголосовал. Но он в депутаты не хочет. Гребает.
2. В Конгрессе
Прошлой зимой по телевизору я смотрел и слушал послание президента Клинтона конгрессу и нации (случайно именно в эти дни оказался в Америке). Среди общих деклараций (а некоторые из них, к слову, были весьма схожи с привычными декларациями российского президента: о борьбе с коррупцией, о местном самоуправлении и т. д.) одна глубоко врезалась в память: "Все американцы не только имеют право, но просто-таки обязаны, - и это священная обязанность,- подниматься в общественном положении так высоко, насколько им позволяет их предназначение и данные Богом способности. С тем, чтобы соответственно воздать и выдвинувшему их обществу, и стране в целом."
Не в этой ли формуле секрет процветания Америки? Не здесь ли суть национальной психологии американцев?
Да нет, почему же только американцев? Это формула любого общества, построенного на принципах либерализма.
Впрочем, в России - иначе...
3. В деревне
Заранее можно сказать: если в декабре состоится референдум о частной собственности на землю, то большинство российских крестьян проголосует против.
Не потому, что вообще земля не нужна, но потому что хватает им сорока-пятидесяти соток приусадебного огорода,- остальное необходимое унесут из колхоза. Так проще и привычнее, чем иметь свою землю и свою ферму.
Стержневое (или стрежневое - от стрежень, главное русло, фарватер) течение жизни неизменно смывает теоретико-утопические начинания российских реформаторов.
В разных вариантах это повторяется из поколения в поколение.
Не помню, кто это из будущих декабристов (просвещенный помещик) решил дать волю своим крестьянам. Но без земли. Землю он оставлял себе, впрочем, предполагая щедро и задешево отдавать тем же крестьянам в аренду. Не от жадности удерживал землю, а "для порядка", чтобы дележ земли не привел к крестьянской междоусобице... Но крестьяне отказались. "Оставь, барин, все как было: мы - твои, а землица - наша." Они ничего не знали о праве собственности. Своим считали то, чем пользовались. Единственная правовая норма - право обычая.
Ничего не изменилось!
Социологические опросы показывают: не только в земельном вопросе, но и во многом другом российские крестьяне - главные противники реформ.
Нынешняя барщина - колхоз. Крестьянин и теперь против новшеств: "Оставь, барин, все как было: мы - колхозные, но по обычаю и колхозным будем пользоваться как своим (унесем, укра¬дем)." В России кому ближе украсть, тот и собственник.
Может, это вообще фундаментальная психология русского человека: "Оставь, барин, все как было: мы уже изловчились жить под твоей властью, изловчились тебя обманывать и обворовывать, и никаких перемен не желаем."
Нынешний политический конфликт - между вчерашними крепостниками и нынешними просвещенными. Крестьяне склонны поддержать вчерашних. "Оставь, барин..."
26 октября – 1 ноября 1995
Действие фильма Никиты Михалкова "Утомленные солнцем" происходит между двумя попытками самоубийства одного из центральных персонажей. Первая попытка, в прологе, обставленная как игра с самим собой в "русскую рулетку" (шесть патронов - на столе, седьмой - в барабане револьвера), оканчивается ничем. Вторая, в эпилоге,- со взрезанными венами в ванной, по мысли автора, приводит к желаемому результату.
Художественная мотивировка кажется фальшива и противоречит всей логике разворачивающихся событий: на самом деле (то есть как раз по логике сюжета) ряд безнравственных поступков не только не приводит героя к краху, но даже как бы выводит его в победители, в хозяева. Чего же ради ему стреляться или резаться? Но нет, автора такая победа безнравственности не устраивает, и он совершенно произвольно предоставляет герою возможность самоубийства, то есть возможность хоть какой-то моральной реабилитации: нравственные муки - знак еще живой души. Иуда ведь тоже отказался от серебряников и удавился. Вот и этому не дано воспользоваться преимуществами, которые доставлены ему всем развитием сюжета... Сюжета - чего? Сюжета фильма? Сюжета жизни?.
Об искусстве или о жизни говорим?
О жизни. О нашей жизни. Искусство вообще имеет смысл лишь тогда, когда дает возможность думать и говорить о нашей жизни, или, иначе говоря, само становится фактом нашей жизни. И хотя фильм Никиты Михалкова вроде бы трактует о далеких событиях 1936 года, создан-то он в наше время, и мы смотрим его и размышляем над ним осенью 1995-го. Это наша сегодняшняя жизнь, это про нас. И вовсе не кажется странным, когда поэт Наум Коржавин в "Литературной газете" свой весьма подробный анализ "Утомленных солнцем" заканчивает размышлениями о шансах коммунистов на предстоящих выборах и о возможных последствиях их успеха...
Фильм Никиты Михалкова был показан в прошлое воскресенье по первому каналу телевидения. Художественная конструкция "Утомленных солнцем", изобретательно организованная сценаристом и режиссером, будет многократно исследована и разнообразно трактована... Мы же хотим сегодня воспользоваться случаем и, имея в виду художественный материал фильма, поговорить лишь о правде некоторых мотивировок - в кино и в жизни.
Попробуем сюжетную канву фильма изложить сухим языком фактов.
Агенту ОГПУ (псевдоним - Музыкант, а в обычной жизни его зовут Дмитрием, Митей, Митяем), приехавшему только что из-за границы, где он в течение многих лет был на нелегальном положении, предлагается руководить группой захвата при аресте "легендарного комбрига" Котова. Интрига заключается в том, что Котов женат на женщине, которую наш Музыкант некогда любил, и теперь счастливо живет в семье (и в доме) жены, где и Музыкант провел романтические годы своей юности. Теперь Котов здесь хозяин.
В какой-то момент Митя-Музыкант уверяет, что много лет назад, оказавшись за границей с остатками разбитой белой армии, он потому и стал профессиональным агентом чтобы иметь возможность вернуться на родину, то есть в эту семью, и зажить счастливой частной жизнью. Он тогда и вернулся, выдав советским органам (или, как теперь говорят, спецслужбам)нескольких руководителей Белой армии..
Однако счастье не состоялось. Едва вернувшись и вкусив от мирной жизни в кругу любимого семейства ( в тот его приезд и начался роман с Марусей), он вскорости был отправлен вновь на задание, причем вырвал его из круга мирной жизни и отправил за границу именно Котов. Тогда Маруся, после исчезновения любимого, резала себе вены, но, слава Богу, неудачно. Вскоре утешилась, выйдя замуж за Котова.
Теперь Митяй соглашается руководить арестом Котова, и весьма успешно проводит эту операцию...
На первый взгляд кажется, что центральные персонажи фильма “утомленные солнцем” - Котов и Митяй - крутые антагонисты. Но нет, оба они - хозяева страны. И как бы Митяй ни объяснял себе и другим первоначальные мотивы своего согласия служить большевикам (Котову), но согласившись им служить, согласившись на предательство, он вовсе не падает низко, а занимает место в ряду хозяев. В том самом ряду, где Сталин - лишь гарант всеобщего права мерзавцев на власть над страной.
Вообще-то зря Михалков так нажимает на демонизм Сталина. Большевик Котов тоже хорошо потрудился на той исторической ниве. Котов, а не Сталин был истинным хозяином страны после революции. Котов топил в крови крестьянские и рабочие восстания. Котов задавил НЭП, провел индустриализацию и уничтожил миллионы крестьян во время коллективизации. Котов, наконец, организовывал сеть тайных агентов в стране и за границей и сделал всеобщее предательство (донос всех на всех) нормой общественной жизни в Советском Союзе. И все это - якобы ради простодушной утопии, ради мифа о всеобщем счастье, который так сладко звучит в его устах, когда он ласкает ребенка. И в рамках этой утопии, в системе этого мифа он бы наверняка нашел вполне удобное оправдание тому, что миллионы крестьянских детей отданы в жертву... Сталин - что, Сталин есть лишь частная и наиболее последовательная персонификация все того же Котова. Хотите утопию - получите последовательно (а может, и вместе) Котова, Сталина, Митяя- Музыканта.
Сама логика развития сюжета предоставляет автору возможность заглянуть в черную бездну исторической трагедии ¬ туда, где мало что можно объяснить при помощи обыденных, житейских понятий о морали, но где искусство создает иной, более высокий уровень нравственных мотивировок (согласно пушкинскому: "Искусство выше нравственности..."). Но нет, в эту бездну Михалков заглянуть не в силах. Оставаясь в круге вполне устоявшихся в эпоху позднего социализма нравственных стереотипов, автор предоставляет Митяю иудину возможность самоубийства в конце фильма - и лжет. Самоубийство Митяя в финале - воспринимается как апология Котова: если Митяй - иуда, то кто же преданный им Котов?
Фильм Михалкова - еще один симптом тяжелой нравственной болезни российского общества. Самые простые (но и самые фундаментальные) понятия добра и зла лишились здесь своих четких очертаний. Но ложь, перемешанная с правдой, все равно остается ложью. Целым поколениям было втолковано, в душу вбито, что идеология исторического насилия (а Котов - ее персонификация) - великое достижение человеческого духа и интеллекта. И изнасилованный народ был бы счастлив, если бы не предательство иудушек, извративших великие помыслы. Увы, фильм Михалкова дальше этой мысли не продвигается.
Закончить же мне хочется актуальной цитатой из уже упоминавшейся статьи Наума Коржавина ("Литературная газета" 18.10.95), где размышления о фильме органично приводят читателя к нынешней политической ситуации и к пониманию родства сегодняшних коммунистов и с Котовым, и с Митяем: "...Когда "держат власть", то в силу входят люди, для которых Геннадий Зюганов - человек "шибко вумный", и многое становится возможным. Могут - и тоже, конечно, только в случае победы - и при всей разнице характеров и ситуаций разукрасить, как комдива Котова. Враги у него такие, что подобного с ним не сделают, а среди товарищей - многие вполне способны.
Я вовсе ему этого не желаю. Тем более, что никому от этого не будет легче. Так что вполне возможно, что выступающие против Зюганова попутно спасают ему жизнь".
15-21 февраля
На прошлой неделе в "Литературной газете" появился принципиально важный анализ политических возможностей Григория Явлинского как претендента на президентскую должность. Статья "Три больших ЕСЛИ ", о которой ведем речь, принадлежит перу блестящего и влиятельного (имеем в виду влияние на умы современников) публициста Леонида Баткина. Наконец-то в печати появилось достаточно полное и весьма толковое объяснение, почему из нынешней, по мнению многих демократов, тупиковой ситуации лучшим выходом была бы поддержка объединенными демократическими силами именно лидера "Яблока" Г.Явлинского... И соответственно (и это особенно важно) впервые возникает и обширный материал и удачный повод для публичной полемики на предложенную тему, - полемики, с началом которой демократы, на мой взгляд, опоздали на несколько месяцев.
* * *
Скажем сразу, исходная мысль автора сама по себе не нова и хорошо знакома нам по публикациям других сторонников "Яблока" времен прошлогодней предвыборной кампании: держа в уме возможность перехода всей полноты власти в стране в руки коммунистов, автор все же главным объектом политической борьбы и теперь главным соперником Г.Явлинского видит не коммунистов и их лидера, а нынешнего президента. Опасность, исходящая от него, видится здесь куда более страшной для судеб России, чем опасность воцарения Зюганова. И поэтому первая и едва ли не важнейшая задача - нанести поражение Б.Ельцину. "Ельцин проиграет наверняка уже в первом туре, если боязнь прихода новых коммунистов не будет застить в глазах демократов безобразий, лжи и преступлений коммунистов нынешнего ельцинского призыва".
Далее следует простой арифметический расчет: проигрыш Б.Ельцина уже в первом туре дает, по мнению автора статьи, возможность Г.Явлинскому не только выйти во второй тур, но и присоединить к голосам своих сторонников также и голоса многих "ельцинистов".
И наконец самое главное. "При всем при том - хотя и следует играть на выигрыш, - пишет Л.Баткин, - играть ярко, по необходимости оптимистически - полагаю, что шансы Зюганова все равно окажутся предпочтительней. Будем готовы к этому."
К победе Ельцина никак не готовы. Такая возможность даже не обсуждается. Ельцин - главный враг заведомо... Но зато будем готовы к победе Зюганова. Более того, сосредоточившись исключительно на борьбе с Ельциным, посвятив этой борьбе весь свой политический пафос, сторонники "Яблока" готовы сознательно и "по необходимости оптимистически" облегчить путь к власти коммунистам.
Господи, так ли я понял одного из недавних лидеров российского демократического движения?
* * *
Сомнения рассеиваются, когда мы доходим до картины будущего, как она видится уважаемому автору. Картина эта опять¬таки рисуется красками оптимистическими. Оказывается, все не так уж и плохо. И вовсе не тупик перед нами, но широкая историческая перспектива. Зюганов победит - и ладно. Коммунисты придут к власти - и пусть. Но зато в затылок им будет дышать "Яблоко", лидер которого вполне способен набрать 45 % голосов. А кто набрал столько голосов, с тем уже ничего дурного коммунисты сделать не смогут... Тут я не могу удержаться от длинной цитаты, вполне раскрывающей логику автора: "Что означало бы даже и поражение, но с почетным счетом? Во-первых, что в России наконец-то произошла мирная и содержательная коренная поляризация сторонников и противников настоящего реформирования. Ее значение было бы более оригинальным и многообещающим, чем "странная революция" августа 1991 года. Во-вторых: при таком соотношении сил в стране коммунисты независимо от личных свойств тех или иных деятелей и от их желаний были бы (в отличие от победы над Ельциным) не в состоянии наломать дров слишком уж много... Почему? Примерно по той же причине, по какой Ельцин и его советники сейчас, как ни хотелось бы, не могут рискнуть переносом выборов. Можно предположить, что при таком обороте дел не удалось бы и коммунистам отменить следующие выборы (или рисковать идти на реакционный конституционный референдум). Короче, тогда Григорий Явлинский, аккумулировав интересы разнородного, но могучего меньшинства, стал лидером всей оппозиции и... двинулся бы к выборам 2000 года".
Да сказки все это, дорогой Леонид Михайлович. А реальность такова, что при победе Зюганова вся полнота власти в стране переходит в руки тех, кто собирается править Россией не в соответствии с Конституцией, а в соответствии с программой коммунистической партии. И об этом уже тысячи раз заявлено публично, - как же пропускать такое мимо ушей! Готов вместе с вами (и с Гайдаром, и с Зюгановым) повторять, что назад дороги нет. Но и вперед за коммунистами не должно бы топать, даже если вы ощущаете себя следующим в историческом строю. И оттого, что от их нынешней программы больше тянет национал-социализмом, чем ортодоксальным марксизмом -ленинизмом, нам не легче. Я вовсе не исключаю, что выборы 2000 года состоятся даже и при таком развитии событий, но можно с уверенностью сказать, что тогда уж за коммунистов проголосуют 99,98%, а вот как сложится к тому времени судьба Г.Явлинского (да и наша с вами), не берусь предсказывать.
* * *
Да нет, никакой я не противник ни Григория Явлинского, ни тем более, добрейшего Леонида Михайловича, с которым до сих пор привык больше соглашаться, чем полемизировать. И в данный момент совершенно не считаю (как считал еще недавно), что в плане политической стратегии так уж принципиально важно, какую экономическую тактику пропагандировать. И хоть и симпатизирую "Выбороссам" (в основном, по мотивам чисто личным), а лучшим из возможных кандидатов в президенты вообще считаю А.Солженицына, был бы готов голосовать за лидера "Яблока"... но если бы хоть малый шанс был у него пройти во второй тур. Увы, нет этого шанса. И не возникнет он, какие бы политические маневры не были предприняты. И дело не в личных свойствах Г.А. И не в особенностях его политической платформы или слабостях стоящей за ним организации. Все очень просто: шанса нет потому, что он не подготовлен российской историей. НЕТ - и все тут.
Нет у нас той цивилизованной политической игры, в которой готов принять участие Л.М., и правила которой как бы подразумевают чередование от выборов к выборам тенденций либеральных и социалистических. Сегодня речь не идет о дальнейшем развитии демократического процесса в России, о чем пекутся сторонники "Яблока". Сегодня речь о реальной угрозе всему, чего удалось достичь за последние десять лет. Сегодня речь о решительной контратаке на демократические завоевания со стороны тех, кто при большевистском режиме чувствовал себя более комфортно (список возможен весьма длинный) и надеется обрести тот же комфорт и при режиме национал-коммунистическом. Дело ведут к захвату власти надолго: главный объект коммунистической атаки - нынешняя Конституция, и не следует обольщаться по части какого-то особенного риска, связанного с ее коммунистической ревизией. Технология захвата и удержания власти так хорошо отработана коммунистами, что можно не сомневаться, в случае победы Зюганова, и года не пройдет, как мы получим новую Конституцию. Дело ведут к изменению нынешнего государственного строя. К перевороту. Коммунисты ведут дело к смене нынешней (хотите считать ее ублюдочной - пожалуйста) демократии новым тоталитарным режимом. И я не хочу этому способствовать, оптимистично рассчитывая пристроиться им в спину.
* * *
Очень привлекательно звучит эмоциональный лозунг Л.М.: "Так ратуйте же всеми силами за предоставление нашей родине настоящей исторической альтернативы!" Только эмоции здесь не при чем. Историческую альтернативу не предоставляют. И взывать не к кому. Историческая альтернатива не есть результат использования политических технологий. Она является сама как следствие исторического процесса. И давно уже явилась - еще в недрах коммунистической системы. Только разглядеть ее не все хотят.
Да честно говоря, и разглядывать ее особенно не хочется, настолько она непрезентабельна. Но деваться нам некуда. "Мирная и содержательная поляризация" - не в природе российского общества. И реальная историческая альтернатива является нам во втором туре президентских выборов в лицах: Б.Ельцина и Г.Зюганова. Содержание же этой альтернативы в том, что один выступает в качестве гаранта нынешней Конституции (или по крайней мере так заявляет о себе), другой же в качестве ее открытого ниспровергателя.
Сегодняшняя политическая слабость Ельцина очевидна. Об этом уже все сказано. И будущее с ним сулит мало надежды на благополучное разрешение нынешних проблем. Более того, полагаю, всякий здравомыслящий человек видит серьезнейшую угрозу демократии не только со стороны коммунистов, но и со стороны вошедших в силу при Ельцине теневых генералов - как военных, так и генерал-чиновников.
Что же нам выбрать?
Ничего хорошего не ждем. Понятно, что нам предстоит новый и весьма тяжелый этап общественной и политической борьбы за демократическое будущее России. Этот этап начинается сегодня. Исходные условия для этой борьбы - вот что мы выбираем сегодня. И я предпочел бы, чтобы основным (пусть только формальным) юридическим документом этого предстоящего этапа была бы нынешняя Конституция, а не партийная программа коммунистов.
Вот и весь доступный нам выбор. Другого нет. Не доросли, не дотянули. НЕТ - и все тут. И никаких ЕСЛИ.
В последние дни в российском футболе разразился громкий скандал по поводу подкупа футбольных арбитров. То есть не то чтобы кто-то кого-то поймал за руку и дело было передано в суд, - нет, просто во время недавней встречи лидеров нынешнего чемпионата России арбитр был так очевидно необъективен, что руководитель проигравшей команды зазвал его после игры в раздевалку и там при всех футболистах дал ему по физиономии.
Начались публичные разборки, но всеобщего осуждения не последовало. Многие, чуть не половина руководящих деятелей профессиональной футбольной лиги, одобрили поступок тренера, а значит фактически подтвердили мнение, что футбольные судьи сплошь и рядом коррумпированы. Некоторые высказались в том смысле, что дальше терпеть невозможно: крупные мафиози скупают команды, тренеров, судей, и футбол перестает быть игрой, соревнованием, но превращается в механизм для отмыва грязных денег. То есть вы видите на поле две команды, но соревнуются на деле не они, а две мафиозные группы за их спинами, и побеждают не обязательно те, кто лучше играет, но кто больше платит.
Сам факт такого рода скандала и то, как он возник и протекал (ни чья вина так и не была доказана, и пострадал лишь тот тренер-правдолюбец, чьи нервы не выдержали) заставляет говорить не только и не столько о конкретном событии, сколько о широко распространенном стиле жизни в России - и спортивной, и общественной, и деловой, и даже политической. Что там футбол! Это несоответствие видимой картины происходящих событий и их потаенной сути вообще характерно для нынешнего периода российской истории. Кто и во что играет за спинами политиков, бизнесменов, военных?
Если не прямые ответы на эти вопросы, то достаточно ясные намеки время от времени можно найти в хронике криминальных происшествий.
Несколько дней тому назад в самом центре Москвы неизвестные обстреляли из пистолетов-пулеметов Agrad бронированный Mercedes 500GE, в котором находились вор в законе Захар Калашников, больше известный как Шакро-младший, и его шофер. Был также обстрелян Jeep Cherokee с охранниками Шакро. (Пересказываю эти подробности, чтобы вполне можно было представить себе всю роскошь воровского выезда.) Само по себе происшествие для нынешних времен вполне ординарное и вряд ли привлекло бы наше внимание, если бы криминальная хроника не упомянула, что по некоторым сведениям Шакро-младший в последнее время через подставных лиц начал скупать акции нефтедобывающих и перерабатывающих предприятий, шагнул в нефтяной бизнес... Но шагнуть в нефтяной бизнес России - значит шагнуть в большую политику. Как далеко шагнул Шакро? Кто еще из главарей мафии имеет свой интерес в нефтяном деле? Вообще, какой же процент этого бизнеса принадлежит ворам в законе? В какой степени они делают игру на нефтяных полях? И какова доля их интереса в большой политике?
В наше время нефть перемешана с кровью. Одиночная стрельба из Agrad в центре Москвы - лишь малый отзвук иных боев. Нефтедобывающие районы легко превращаются в поля армейских сражений с применением всех современных видов оружия. Мы знаем, что в озера нефти, пролитой в Чечне, впадают реки крови. Но мы не знаем и наше поколение вряд ли узнает, ради какого выигрыша и кем затеяна эта кровавая игра? Какие политические арбитры подкуплены и за какие деньги? Да вообще кто за кого играет?
Еще в самом начале чеченской войны руководители российских спецслужб сетовали, что общественная кампания против КГБ, развернутая демократическими силами в России, если не полностью разрушила сам институт агентов-осведомителей, то, по крайней мере, нанесла ему серьезный урон, что, в частности, на территории Чечни привело к катастрофическому недостатку оперативной агентурной информации, столь необходимой для успеха боевых операций... Но в то же время очень похоже, что дудаевская сторона на недостаток такой информации из России не жалуется: “Только за последние месяцы на территорию Чечни, контролируемую боевиками, высадились четыре спецназовские группы. Цель - определить точное месторасположение Дудаева и по возможности его уничтожить. Все четыре группы сразу же попали в руки противника и были вырезаны. Их маршруты, как оказалось, дудаевцы заранее хорошо знали.
Столь же загадочное везение преследует и Шамиля Басаева. Сразу же после доклада руководству “федералов” подробностей очередной операции по его захвату или уничтожению, он резко меняет свои планы и счастливо избегает неприятностей”. (“Известия” 27 марта 1996)
Может быть, в России сеть стукачей и предателей не столько разрушилась, сколько коммерциализировалась и теперь готова служить тому, кто лучше платит?
Все покупается и продается. Похоже, и военная победа тоже. Все коммерциализовано. Все криминализовано. Цены, по которым чеченцы всегда могли купить российское оружие - и легкое стрелковое, и тяжелое, вплоть до ракетных установок, - неоднократно упоминались в печати. Читаем: “Перебои с патронами и снарядами, продовольствием, обученным пополнением, точными разведданными испытывают в основном федеральные силы. У боевиков Ичкерии таких проблем нет. И сколько бы не сообщалось на самом высоком уровне, что все лазейки для доставки на территорию Чечни какой-либо военной помощи незаконным вооруженным отрядам перекрыты, полтора года войны это раз за разом опровергают.
...Необходимое для армии Дудаева доставляется и при помощи обычной контрабанды. Из Ирана и Турции через пропускной пункт “Астра” на машинах марки “шкода” с использованием подложных документов и заурядных взяток, от пяти до тридцати тысяч долларов за машину”. (Известия” там же)
Интересы криминальных групп ( и в России, и в Чечне) спровоцировали криминальную войну в Чечне. Но криминальная война неизбежно криминализует армию. И когда неделю назад было опубликовано сообщение о том, что руководящие генералы Тыла вооруженных сил РФ растратили миллиарды, на которые можно было бы кормить всю российскую армию два с половиной месяца, мы в первую очередь подумали о голодных и недостаточно хорошо вооруженных солдатах федеральных войск в Чечне. Генералы не просто растратили, не в карты простодушно проиграли, но перепустили деньги в карманы криминализованных структур, - и, надо полагать, не без личной корысти, Так что гибель российских солдат на чеченской земле - в доход мафиози и сотрудничающих с ними генералов.
Когда и какая прокуратура назовет нам тайные составы команд, играющих сегодня в Чечне?
Впрочем, только ли в Чечне? “На сегодняшний день, по данным спецслужб, дудаевцы решили нарушить “мораторий” и провести несколько терактов в Москве... Часть людей уже находится в российской столице. Оружие и взрывчатку из самой Чечни не повезут. Все сейчас активно закупается через подставных лиц у московских криминальных группировок”. ”. (Известия” там же)
А криминальные группировки потом купят на вырученные деньги футбольную команду? Или вернут деньги назад в нефтяной бизнес?
6-12 июня
Сенсацией прошлой недели стало опубликование основных положений программы кандидата в президенты России генерала Александра Лебедя. Наблюдатели (еще по свежей памяти декабрьских выборов) до сих пор числили генерала в рядах левых политиков. Он хоть и считался одним из столпов “третьей силы”, хоть и поговаривали о его возможном альянсе с “как бы либералом” Г.Явлинским, но в то же время и его союз с коммунистами, в принципе, не выглядел бы столь уж невероятным и неожиданным. Его политическая риторика, по-преимуществу резко обличительная и мало конструктивная, до сих пор отличалась от коммунистической не столько содержанием, сколько уровнем художественной одаренности исполнителя. Именно в этом смысле он и был понят обществом и принят электоратом: если верить социологам, значительная часть симпатизирующих ему избирателей предполагает во втором туре (куда генералу, увы, не пробиться) голосовать за лидера коммунистов Г.Зюганова. Да не так уж далеко от коммунистов ушли и его “однопартийцы” по Конгрессу русских общин - Ю.Скоков и С.Глазьев... Так вот этот самый, казалось бы, четко “левоориентированный” генерал Лебедь вдруг обнародовал не просто либеральную, но наилиберальнейшую из всех опубликованных кандидатских программ.
Кто мог ожидать? Откуда что берется в российской политике?..
Два лица одной программы
Приведу лишь небольшой кусок из экономического раздела программы нашего кандидата (замечу, к слову, что именно этот кусок с поспешным удовлетворением цитирован многими средствами массовой информации): “...Надо отнять у чиновника право распоряжаться собственностью, а прежде всего - деньгами. Количество денег, которыми ворочает чиновник надо резко сократить. Я понижу налоги в несколько раз... Как это возможно? За счет сокращения государственных расходов. Мы вычеркнем целые статьи расходов. Останется то, чем всегда должно заниматься государство. Целевые расходы на социальную помощь - пенсии, пособия инвалидам и т.д. Расходы на оборону граждан от бандитов. Оборона страны. Бесплатная медицина и образование. Поддержка науки и культуры. Чрезвычайные обстоятельства (стихийные бедствия и т.д.). Безусловно, государственные отрасли промышленности (атомная). Вот и все.
Что это даст?
Дело, в конце концов, не в чиновниках с их взятками. Дело в том, что изменится вся экономическая система. Кончится эпоха халявы. Рынок, который пока существует только в воспаленном мозгу теоретиков, станет реальностью. Изменится психология предпринимателя, директора - раз получить взятку, кредит из бездонного государственного кармана больше нельзя - остается, как ни грустно, работать. Непривычное дело - не клянчить, а зарабатывать? Ну, у кого не получится - тот сойдет с дистанции. Придут те, у кого получится. Это называется - конкуренция, естественный отбор...”
И далее в том же духе. Даже наиболее уважаемые и искушенные публицисты, читая текст столь неожиданный в генеральской программе, расслабились в некотором умилении и вспомнили подобающие случаю афоризмы основателей немецкой фрайбургской школы экономики, которые понимали задачу государства не в том, чтобы произвольно вмешиваться в экономический процесс, но в том, чтобы жестко патронировать саму свободу этого процесса. (“Генерал и файбургская школа” - так назвал свою заметку в “Известиях” один из лучших российских либеральных публицистов Отто Лацис.)
Дальше больше. Заговорили о том, что текст программы Александра Лебедя, конечно, не сильно увеличит его шансы на нынешних выборах, но изложенные в программе взгляды - суть как бы исходные позиции для начала президентской кампании 2000 года - и такие вот либеральные идеи могут в будущем привлечь к нему симпатии сочувствующего реформам электората, что открывает генералу неплохие перспективы на президентство.
Стоп! Вот что важно: перед нами не просто мужественный, талантливый и неглупый генерал, который, поссорившись с начальством и выйдя в отставку, теперь методом проб и ошибок нащупывает свое место в политике - и так оказался в списке кандидатов в президенты (рядом с гг. Шаккумом, Брынцаловым и Власовым). Нет, перед нами вполне сформировавшийся политик. Сам ли он сердцем почувствовал, своим ли умом дошел или доброхоты убедили, но он готов занять место лидера нации, взять на себя эту ответственность. Скорее всего, он понимает, что этого не произойдет на нынешних выборах. Но через четыре года... То есть он сознательно пустился в президентскую гонку 1996 года... ради победы на выборах года 2000-го? Что ж, такой расчет был бы разумен и дальновиден. И вот поняв это и как бы уже теперь начиная президентскую кампанию 2000 года, то есть начиная размышлять над нынешней программой А.Лебедя как над исходной позицией будущего кандидата, я покрою “фрайбургские тезисы” другим куском из текста программы - тем, что начинается словом “страх” и предъявляет нам совсем другое лицо Лебедя-политика:
“Страх.
Я проведу борьбу с преступностью как стратегическую операцию. Преступность сегодня не криминальная, а политическая проблема. И решать эту проблему надо не юридически, а политически. Вот где надо силу применять, а не в Чечне.
Главари группировок известны. Состав известен. Связи известны. Я издам указ о борьбе с организованной преступностью. И по этому указу можно будет на основании агентурных данных взять всю головку и основных “бойцов” преступных группировок. Короткая серия мощных, одновременных, по всей стране ударов - и у спрута будут обрублены щупальца, он будет поражен в сердце.”
Господи, да вранье же все это. Вранье и бахвальство. Какие там “агентурные данные”, когда криминальные структуры давно уже тесно переплелись со структурами власти, и никому не разобраться, где кончаются одни и начинаются другие. Не в лицах дело. Кто сегодня проведет грань между капиталом, имеющим криминальное происхождение, но тысячекратно “отмытым” и изначально “честно нажитыми деньгами”? (ставлю в кавычки, потому что сильно сомневаюсь, что такие деньги есть в российском бизнесе). Рэкетирские деньги (за вычетом той мелочи, что пропивается и тартится на недвижимость в Европе и Америке) отчасти “работают” в экономике, - в том числе, в экономике российской и вполне легальной (даже в “оборонке”), - отчасти кормят колоссальную армию чиновников, и среди них - тех, кто должен бороться с рэкетом и собирать “агентурные данные”... Если бы “серией мощных ударов” можно было бы покончить с организованной преступностью, ее давно бы не было. (О правовом, конституционном смысле этого героического стихотворения в прозе мы уж и не вспоминаем. Да и генерал - будущий президент и гарант Конституции - и сам ведь начал с того, что юридическую сторону дела попросту закрыл, открывая тем самым широкую дорогу произволу и беззаконию, если вообще не массовому террору.)
Как же сопоставить мудрые “фрайбургские тезисы” с безграмотным, беззаконным и (что, может быть, самое главное) вполне бестолковым авторитарным напором? Может, при составлении разных разделов программы советчики были разные и некому было свести все воедино и навести “фрайбургский” лоск?
Молва (впрочем, вполне объективированная в многочисленных публикациях) утверждает, что основу программы А.Лебедя разрабатывал известный экономист и политический философ Виталий Найшуль. Думается, никак не случайно менее чем за неделю до обнародования генеральской программы (23 мая 1996) на страницах газеты “Сегодня”, давно симпатизирующей А.Лебедю, была опубликована пространная (по газетным меркам, просто огромная - две полные полосы) работа Найшуля “О нормах современной государственности”.
Мы привыкли всерьез и с уважением относиться к творчеству В.Найшуля. Без остроумного анализа “административного рынка”, в свое время проведенного им, невозможно представить себе полную картину реального социализма... И вот его новая, как можно понять из заголовка, программная работа. Быть может, знакомство с этим текстом поможет нам лучше понять и кандидата в российские президенты А.Лебедя? Поможет понять, становлению какого политика способствуют те интеллектуалы, которые его поддерживают? Какую политику нам готовят? Какое будущее России?
Несмотря на пространное теоретическое обоснование суть политической и социальной утопии В.Найшуля легко поддается краткому изложению. (Заранее скажем, что противоречия, которые читатель заметит даже и в таком кратком изложении, на нашу совесть никак не ложатся).
Итак, главная идея философа заключается в том, что центральная власть в России должна быть сосредоточена в руках одного человека, Президента-Автократора. Никакого другого властного органа, способного составить ему формальную конкуренцию, не существует. Автократор организует для всей нации “производство общенациональных благ”, к которым относится: 1/ общенациональная культура (в широком понимании этого термина); 2/ общенациональный порядок; 3/ общенациональная внешняя безопасность, - а все остальные потребляемые блага являются частными, личными или групповыми и, следовательно, ведению. Автократора не подлежат. Власть Автократора в России возможна и желательна, поскольку здесь жива богатая традиция противодействия групповым интересам и стремления к общественному единомыслию. Традиция эта укрепилась в процессе “коммунистической урбанизации”. “Не имея культурно признанных обособленных групп населения,- считает В.Найшуль, - российское общество не нуждается в развитых политических механизмах балансировки их интересов и, соответственно, в западных формах политической жизни, основанных на представлении и согласовании групповых интересов. Так, исходя из своего современного социального устройства, страна не нуждается ни в профсоюзах, ни в парламентах.”
Однако власть Автократора - не безгранична. Российская традиция такова, что “полномочия Власти зависят от характера Идеи и могут меняться от крайне узких до всеобъемлющих. При этом права подданных в силу культурного ограничения частного “интереса”, не являются здесь a priori признанными, и следование общей Идее легитимизирует их нарушение”.
Идея может быть правильной и неправильной. Правильная идея - хорошо. неправильная - плохо. ..
Виталий Найшуль смелый теоретик. Он не боится не то что подвергнуть сомнению, но решительно отвергнуть основные гуманистические (и индивидуалистические) ценности современной европейской, христианской цивилизации. Но все же его смелости недостаточно, чтобы при определении, что есть правильная идея, опереться на какие-нибудь внеопытные начала,- скажем, на волю Божью, на Божественное откровение (что было бы, конечно, наивно и не сильно убедительно в плане научном, но зато вполне честно),- нет, он ищет опору в российской истории, идеализируя (то есть искажая) ее настолько, насколько это ему удобно для собственных построений. “Правильная идея признает семью, собственность, веру, широкий спектр гражданских прав и свобод и т.д. Таковы были, например, доимперские общерусские идеи, в то время, как последующая имперская централизация санкционировала остабление прав и свобод, а коммунизм воообще позволил власти установить тотальное господство над обществом.”
Итак Автократия - лишь форма государственной власти. Ее содержание, ее характер определяется всобщей (тотальной?) Идеей. Другое название такой Автократии - Идеократия. “Идеократическая власть опасна, когда идея неудачна. Однако она имеет огромные достоинства... Идеократическая власть не нуждается в поддержке групп интересов. Наоборот, осуществляя свою основную функцию она находится в ними в постоянной схватке.”
Ну а что же сами-то группы интересов? Что же люди-то, или хоть и группы людей (ведь о живых людях говорим!) - они-то готовы к “постоянной схватке” за свои интересы - к схватке, которую они будут постоянно проигрывать? Станут ли они, вопреки Найшулю, искать механизмы примирения, согласования различных интересов (то есть механизмы демократии) или рады будут все как один подчиниться удачной тотальной Идее? Нет, опыт показывает, что не подчинятся. По крайней мере история России от древнейших времен и до наших дней - история реальная, а не идеализированная - являет нам картину бесконечной борьбы (а то и прямых войн) различных групп за свои интересы. Борьбы, которая логично привела к катастрофе 1917 года, но которая с победой большевиков вовсе не закончилась. До сих пор эта борьба и поиски компромисса в этой борьбе, поиски примирения групповых интересов и составляли содержание исторического развития европейской христианской цивилизации. И никакой Автократор (не на эту ли роль станет через четыре года претендовать генерал Лебедь?) не сумеет остановить или хотя бы приостановить ход истории.
Привычное дело: не имея аргументов, чтобы опровергнуть логику исторического здравого смысла, определяющую развитие европейской христианской цивилизации к демократии и правовому государству, иные теоретики пытаются отделить, обособить от этой цивилизации историческую судьбу России. В эту яму проваливается и В.Найшуль.
“Дело Америки есть бизнес”,- вспоминает философ афоризм Келвина Кулиджа.
Напротив, “доминантным Делом России является Сохранение и Поиск Истины” (по Найшулю). Не философской истины, о какой говорил Н.Бердяев, противопоставляя ее интеллигентской правде. Не исторической истины, - а за нее можно принять искомое народами состояние общественного мира и личной безопасности каждого. Нет, речь идет о таком понимании Истины, какое соответствует представлению “о народе-Богоносце”. Это представление “о доминантном деле России” принимается философом как аксиома, положенная в основу всего теоретического здания. Более того, конструируя свою теорию, он как бы включается в процесс “сохранения и поиска” Истины.
Читаем: “В первую очередь, интерес к поискам Истины стимулируется оттеснением на задний план других интересов, преодолением “земного притяжения”, то есть первичных, материальных, эгоистических импульсов человека, что и составляет (по К.Касьяновой) содержание русской духовности.
Результатом является высокий уровень культуры России на фоне невысокого уровня материального благосостояния. Побочным результатом является столь колющая глаза неустроенность личного и общественного быта.”
Иными словами, дело России есть нищета?
И при этом , по Найшулю, “с точки зрения формирования институтов власти одним из наиболее важных устоев является подавление собственного эгоистического интереса.”
Мы не ошибемся ( полагаю, что и сам автор не станет протестовать) если скажем, что вся теория В.Найшуля построена “с точки зрения формирования институтов власти”. Это и есть теория формирования институтов власти. Власти для кого? Власти ради чего?
Вообще возможны по крайней мере два уровня исследования исторического процесса, две системы ценностных ориентаций, и соответственно два лингвистические и философские системы. Первый уровень, первая система всегда предлагается действующей (или конструируемой) в тот или иной исторический период доктриной власти. Здесь всегда теоретически осмысливается реальность “с точки зрения формирования институтов власти”, - и частный (личный или групповой) интерес граждан считается эгоистичным... Второй уровень, вторая система исходит не столько из доктринальных теоретических построений, сколько из живого опыта, из общественного здравого смысла - то есть как раз из этого частного интереса, из факта наличия множества частных интересов, из того факта, что движение (развитие и взаимодействие) этих частных интересов и есть содержание исторического процесса.
В.Найшуля никак не причислить к коммунистическим философам. Однако его приверженность к узкому доктринальному мышлению - сродни марксистской, - и это мешает ему увидеть все красочное многообразие российской исторической картины. (Это в свое время сказалось и в том, как он абсолютизировл отношения теневого “административного рынка”, отворачиваясь от многообразия других форм теневой реальности при социализме.)
У России действительно уникальный исторический опыт - опыт практического опровержения коммунистической доктрины. Опыт опровержения самой изощренной идеократии. Но опыт этот свидетельствует как раз противоположное тому, что пытается извлечь из российской истории В.Найшуль. Опыт этот показывает, что именно благотворный напор частных интересов, напор здравого смысла рано или поздно сметает любые политические постройки, основанные на идеях противопосталенных этим самым интересам. Рано или поздно. Речь идет только о том, какой крови стоит это народу.
Уверен, тонкий мыслитель Виталий Найшуль, создавая свою утопию, исходит из добрых намерений. И симпатичный генерал Лебедь, приглашая В.Найшуля к политическому сотрудничеству, исходит из добрых намерений. Но логика истории такова, что даже самые добрые интеллектуальные утопии, обретая форму властной доктрины неизбежно окрашиваются кровью.
Возможно когда-нибудь в будущем человечество научится обходиться без отработанных историей институтов демократической государственности. Не дай Бог, если такая попытка состоится уже в ближайшие годы.
Пока автор утопии только лишь теоретизирует, у читателя всегда остается сомнение, правильно ли он толковал текст. Всякие сомнения исчезают, когда дело доходит до описания того или иного общественого действия в пределах “утопиической реальности”. Можно сколь угодно всерьез говорить об идеальной справедливости в идеальном обществе, но достаточно познакомиться с “четвертым сном Веры Павловны”, - и все встает на свои места. В работе В.Найшуля есть только одна хоть сколько-нибудь конкретизированная идея - идея добровольного налогового самообложения в будущем авторитарно-идеократическом государстве: “Мы полагаем, что чувство коллективной самодисциплины может быть использовано для выработки общенациональной нормы перечисления, скажем, десятины своих доходов на “пользу России”, которая может заменить обязательное государственное налогообложение... Добровольно вносимые средства могут передаваться либо в специальные национальные фонды, либо адресно на деятельность, которую граждане сочтут наиболее важной... Такой способ финансирования общественных расходов можно назвать прямой финансовой демократией в противовес обычной представительной.”
Право, ничего нового! Так финансируется церковь. Быть может, для того, чтобы этот инструмент действовал, надо обожествить (или по-научному - сакрализовать) Автократора? В противном случае национальные фонды, боюсь, сильно обнищают. А вообще само понятие “самообложение” - из колхозного лексикона. И мы помним, как это “самообложение” партийные активисты с милицией выбивали из нищих крестьян. Не повторится?
25 июля-31 августа
С некоторым опозданием, но дружно российские средства массовой информации на прошлой неделе откликнулись на мысль о необходимости выработки национальной идеологии, высказанную президентом Ельциным еще 10 августа в его обращении к своим доверенным лицам по случаю окончательного подведения результатов президентских выборов. Реакция комментаторов была дружно отрицательной. Одни говорили, что вообще президенту не должно говорить о какой бы то ни было одной, единой национальной идеологии, поскольку в Конституции России записано, что идеологий может быть сколь угодно много. Другие отмечали, что идеология, может и нужна, но ее никак нельзя выработать по заказу правительства, - скорее наоборот, правительства создаются на основе той или иной заранее выработанной идеологии... С разъяснениями на страницах “Известий” выступил помощник президента Г.Сатаров: “Национальная идея - это то, что не может быть навязываемо государством, а должно исходить снизу, поэтому президент и не говорит: “Я вам дам национальную идею”, а наоборот просит: “Найдите ее”.
Что ж, если президент просит, надо откликнуться. Только слово “найдите” здесь неуместно. Нужды нет искать то, что у всех на виду. Идеология всегда присутствует в жизни человека: не та, пышная, официальная, “научно обоснованная”, воплощенная в государственной доктрине, но, напротив, скромная, основанная на опыте жизни, работящая, дающая силы трудящемуся и его семье. Человек не может жить без идеологии, если под этим словом мы имеем в виду не мертвую доктрину, но свод идей и принципов, которыми руководствуемся в своей повседневной жизни. И общество не может жить без идеологии. Подчеркиваю, общество не может жить без единой для всех идеологии. Без такой единой идеологии не может установиться общественная стабильность, - даже та минимальная, какая есть сегодня в России. Выходит, речь должна идти не о том, что мол идеологии нету и что ее надо где-то отыскать, но о том, что идеология - вот она, у всех на виду, - и даже имя ее всем известно: это идеология здравого смысла... Но как раз эту идеологию и не хотят увидеть, от нее словно стыдливо отворачиваются. А понять, почему отворачиваются, невозможно, если не углубиться в нашу недавнюю историю.
Так уж у нас все устроено, за что ни возьмешься, ничего не поймешь, пока не углубишься в этот темный лабиринт, над входом в который начертано: “Советская социалистическая система”. Там все причины, все корни, все начала наших сегодняшних проблем. Там все ответы на наши сегодняшние вопросы. Мы не сумели разглядеть их, когда блуждали в тех потемках, и теперь постоянно вынуждены нырять туда снова и снова, извлекая, словно обломки рухнувших конструкций, фрагменты исторического знания и омытые временем слитки теоретических представлений. Вот и за идеологией здравого смысла (чего уж, казалось бы, там в принципе не должно быть!) мы погрузимся все в тот же исторический мрак. А чтобы было понятнее, начнем издалека, с разговора о ,некоторых предрассудках, связанных с нашими представлениями о тех недавних временах.
Существуют как бы две истории советского коммунистического режима, написанные с двух противоположных точек зрения. Одна писалась победителями, другая - побежденными. Одна - палачами, другая - жертвами палачества или сочувствующими им историками. Историю от имени палачей-победителей писали советские официальные историки. От имени миллионов жертв - диссиденты и западные исследователи. Первые, искажая исторические факты, подгоняли их под теорию исторического материализма (а чаще делали вид, что следуют теории, на самом деле беспринципно оправдывая любые преступления коммунистической власти). Вторые, достоверно предъявляя фактическую сторону дела, вообще демонстративно отказывалась обобщать и теоретизировать, заявляя своей задачей лишь “дать полный и общий отчет о событиях определенных лет”. Так определяет свою цель Роберт Конквест, знаменитый и добросовестный исследователь фактов коммунистического террора. Он же писал: “Если не верить ни в какие якобы “научные” теории исторического развития (а я не верю ни в одну из них), то создается впечатление, что России много раз подряд просто не везло, когда на поворотах истории события могли пойти иным, гораздо лучшим курсом”.
“Везло - не везло” - слабое обобщение исторического опыта. Человеку и обществу оно отводит в историческом процессе подчиненное место. Дурной случай, а не Идея (или Логос), не личность и не общество как личность коллективная выступают здесь субъектом исторического процесса... Да и в намерении дать якобы беспристрастный “полный и общий отчет о событиях определенных лет” - известная доля лукавства. Любой историк всегда уделяет особое внимание одним фактам и совершенно не интересуется другими. А поэтому и “беспристрастной” исторической науки не бывает. История вообще часто воспринимается как прикладная дисциплина. Глубокое осмысление истории требует от исследователя соотнесенности с чем-то более общим, чем сумма исторических фактов. И если этого не делает сам историк, это - с добытыми им фактами в руках - за него и независимо от него делают другие. И если история не освящена высокой философской идеей, ее легко поставить на службу насущной политике. Так произошло и с историей советской власти в России, - даже с той историей, что писалась честными историками (советская официальная историография всем хорошо известна и здесь нас не интересует).
В последние десятилетия все, что было связано с исследованием советского социализма, вся так называемая “советология”, - как западная, так и подсоветская (диссидентская), - имела хоть и не всегда четко выраженный, но всегда подразумевавшийся прикладной характер. Вопросы, на которые отвечали опубликованные исследования, были заданы не от имени обобщающей историко-философской истины, но с позиций политического (на Западе) или нравственного (на Западе, но больше - в самом Советском Союзе) противостояния коммунистической доктрине.
И российские исследователи-диссиденты, и западные научные центры одинаково изучали Советский Союз как некий зловещий политический монолит, как главного стратегического противника, как угрожающую человечеству “империю зла”.
Сюжет развития коммунистического режима в России в течение десятилетий оценивался как беспрерывная цепь побед, - жестоких, кровавых, разрушительных побед над народом и обществом, но именно ПОБЕД, побед безоговорочных, одержанных партийной доктриной большевиков. Эта победная сила впрямую угрожала и всей западной цивилизации. И важнейшей свой задачей исследователи и публицисты считали предъявить эту опасность.:
На взгляд большинства западных исследователей, прямая угроза исходила из Кремля. Многие на Западе вообще были вполне уверены, что кроме как в Кремле, в Советском Союзе нигде ничего существенного не происходит. В особой цене были “кремленологи”, то есть специалисты, умевшие различить наличие противоборствующих “партий” в высшем советском руководстве и всерьез озабоченные предсказаниями исхода очередного тура тайной борьбы за власть в политбюро ЦК КПСС. Читая их прогнозы, западные политики могли тешить себя мыслью, что они знают, что происходит в коммунистической России и соответственно рассчитывать свои отношения с опасным противником.)
Но что же побежденные? Что же российское (тогда - советское или, вернее, подсоветское ) общество? Живо ли оно (“под развалинами, под завалом, под глыбами” - распространенный тогда образ)? Истинное многообразие жизни общества (многообразие как структурное, так и функциональное) в течение десятилетий оставалось закрыто от западных наблюдателей, - и самые честные из них говорили об этом впрямую: “Нам известны подробности жизни в лагерях, но жизнь на заводах остается почти полной тайной”. (А.Безансон) Представление о процессах и формах общественного неприятия доктрины (неприятия даже и активного, политического, но более - пассивного, психологического, повседневно-поведенческого, постоянно проявлявшегося в недрах советского общества), или отсутствовали вовсе, или были весьма размыты. Лишь прямые формы протеста - выступления диссидентов или случавшиеся время от времени локальные восстания - привлекали внимание наблюдателей. Что же касается общества в целом, то исследователи как бы принимали распространенную пропагандистскую формулу “народ и партия едины”, хотя и считали, что речь идет о трагическом единстве насильника и безропотной жертвы. Понятие Гомо Советикус - есть результат такого рода представлений, и оно до сих пор эксплуатируется некоторыми историками.
Александр Солженицын был первым исследователем (мыслителем, пророком), заявившим, что российское общество живо. Что власть доктрины над здравым смыслом вовсе не так уж и безоговорочна. В те времена нам трудно было увидеть, что явление Солженицына - как писателя и общественного деятеля - было знаком уже состоявшегося общественного преодоления коммунистической доктрины, знаком победы. Казалось всего несколько лет прошло тогда со времени травли Бориса Пастернака, о котором историки сообщают как о “поэте-страдальце, замученном властью”. (М.Геллер, А Некрич). О Солженицыне так писать было уже нельзя. Наступила другая эпоха, с более высоким уровнем общественного самосознания. Обвинения коммунизму от имени миллионов погибших и замученных писатель предъявлял уже как власть имущий, как победитель. Он говорил от имени тех, кто еще не победил вполне, но уже был близок к победе и был вполне готов к ней. Он хотел увидеть таких людей, и он их видел:
Главное, что увидел Солженицын и что он предъявил городу и миру, - что “народ в массе своей н е у ч а с т в у е т в к а з е н н о й л ж и, и это сегодня - главный признак его, позволяющий надеяться, что он не совершенно пуст от Бога, как упрекают его. Или во всяком случае сохранил невыжженное, невытоптанное в сердце место.” Широкое устремление подсоветской интеллигенции к христианским идеям, к церкви, какое мы видели в шестидесятые-семидесятые годы, было еще одним подтверждением этой надежды. Призыв “Жить не по лжи!” попал на готовую почву. Жить не по лжи и оставить в сердце место Богу - и значило одержать первую победу над коммунизмом.
Вторая важнейшая истина, которую писатель открыл миру, заключалась в том, что понятия “русский” и “советский”, столь часто смешанные историками и политиками во всем мире, не только не совпадают, но прямо противостоят одно другому. И российский патриотизм решительно несовместим с “патриотизмом” советским, если понимаешь, что “переход от дооктябрьской России к СССР есть не продолжение, но смертельный излом хребта, который едва не окончился полной национальной гибелью”. Интерес к истинной, а не фальсифицированной большевиками истории России, интерес к русской философии, к потаенным дореволюционным русским писателям возрастал с шестидесятых годов постоянно и круто, - так что к восьмидесятым от советского “патриотизма” мало что осталось. (Афганская война, кажется, и вовсе с ним покончила.)
Укорененное в религии нравственное самосознание и связанное с историей отечества самосознание национальное - вот две важнейшие составляющие общественного здравого смысла, опровергавшего коммунистическую доктрину. Но если эти две линии общественного сопротивления коммунизму были всем очевидны, - они проходили, главным образом, через среду интеллигенции и притягивали людей пишущих и говорящих (именно здесь проявили свое мужество российские диссиденты), - то третья линия, никак не менее, а порой и более важная, чем первые две, долго оставалась на периферии общественного внимания, а часто и вовсе выпадала из поля зрения наблюдателей и исследователей. Мы имеем в виду те потаенные, теневые отношения - прежде всего в сфере экономики, - которые подсоветское общество установило вопреки нормам и принципам, узаконенным доктриной.
Если интеллигенция, правозащитники требовали от коммунистической власти соблюдения действующих законов или приведения этих законов в соответствие с международными нормами, то простой народ действовал иначе, - он попросту переставал считаться с теми официальными законами, которые противоречили здравому смыслу. И создавал свои теневые нормы права, свой теневой кодекс жизни, основанный не на юридических правовых нормах, но на нормах здравого смысла и обычного права. Так возникли и глубоко укоренились теневая собственность, теневые рынки, теневые доходы, теневые деньги и т.д. - всеобъемлющая теневая реальность, в которую в разной степени, но были вовлечены все без исключения граждане СССР. И это была важнейшая, если вообще не окончательная победа над доктриной!
Само явление теневой реальности до сих пор плохо изучено историками. В лучшем случае оно виделось исследователям как “вторая экономика” или как широко распространенная коррупция. Недоразумение заключается в том, что речь-то идет как бы о преступлении законов - юридических, а иногда даже и нравственных. Как же это в интеллигентском сознании уложится, что преступление (пусть даже преступление преступных коммунистических законов) может работать на пользу здоровым силам общества!
Мы знаем только одного западного историка, который угадал суть этих отношений, - это француз Ален Безансон. Позволю себе пространную цитату из его статьи двадцатилетней давности: “Коррупция есть болезнь коммунизма, и поэтому в рамках противопоставления между "ними" и "нами", между партией и обществом, коррупция для последнего есть признак здоровья. Она есть не что иное, как проявление жизни, жизни паталогической, но которая все же лучше, чем смерть. В ней проявляется возрождение частной жизни, ибо сама фигура спекулянта есть победа личности, индивидуальности. Отношения между людьми вместо того, чтобы выливаться в искусственные формы идеологии, возвращаются на твердую почву реальности: личной выгоды, спора о том, что положено мне, что - тебе, сделки, заключаемой в результате соглашения между сторонами, пользующимися определенной автономией. Фальшивые ценности, существующие лишь на словах, и чье принудительное хождение обязано лишь непрочной магии идеологии, быстро оказываются погруженными в "ледяную воду эгоистического расчета”...
Это возрождение общества, идущее окольным путем коррупции, может быть охарактеризовано в терминах экономики как возрождение рынка.
Теперь можно себе представить, перед лицом какой угрозы оказывается сама суть партии, если она начинает углубляться в общество, если она выступает с ними в контакт на равных, на уровне общих интересов. Однако именно это она и делает, участвуя, будь то в качестве вымогателя или надсмотрщика, в жизни экономического общества, которое создано не ею, которое выросло за ее спиной, естественно, органично, помимо ее контроля.”
Такова третья составляющая общественного здравого смысла, сокрушившего доктрину. Частная жизнь, частный интерес, стремление к частному экономическому успеху - это стремление сильнее любых запретов, любых репрессий. С ним не нужно бороться. Это благотворная сила. И общественное благополучие всех целиком зависит от того. насколько широко открыт простор для частных устремлений каждого. (Заметим с сожалением, что прозорливая догадка А.Безансона не была сколько-нибудь глубоко развита в его последующих работах.)
Религиозное чувство, просвещенный патриотизм и частный экономический интерес - три составляющие той народной идеологии, идеологии здравого смысла, которая опровергла коммунистическую доктрину и которой сегодня руководствуется едва ли не каждый российский гражданин. Чего же еще искать, если формула национальной идеологии России подсказана самой жизнью народа?
Много лет тому назад в случайно попавшем в руки журнальном очерке меня поразила наблюдательность автора, увидевшего, глубинную схожесть, жизни негритянской деревни на Мадагаскаре с жизнью среднерусского села. Откуда это общее? Что в людях остается единого при разнице культур, религий, социального устройства, образования? Как называется это естественное и единое для всех отношение к простейшим элементам жизни? Думаю не ошибемся, если назовем это общее для всех качество личности здравым смыслом.
Здравый смысл - это простейший социальный элемент личности. Любой личности. Независимо от культуры, религии, образования, жизненного опыта. С любым состоянием либидо. С любыми проявлениями архетипа. Это золотое донце, которое во всех случаях должно остаться, - даже если выскрести все, что составляет понятие личность. А без этого донца и понятие личность проваливается в пустоту. Без него наступает полная биологизация понятия человек. Без него Робинзон на необитаемом острове погибает в первый же день от одного только ужаса и отчаяния.
Здравый смысл - это то, что стягивает воедино все качества и все сущности, составляющие понятие личность, - и само по себе вне этих качеств и сущностей не может быть осмыслено. Здравый смысл - это функциональное здоровье всех этих качеств и сущностей. Человек, утративший здравый смысл, не может воспользоваться никакими качествами своей личности - и погибает. Ясно, что при Робинзоне были и его культура, и его образование и многое, многое другое. Но нам, людям иной культуры, иной эпохи, Робинзон близок и понятен прежде всего своим неистребимым здравым смыслом.
Здравый смысл - это неуловимое, но фундаментальное свойство личности, приводящее ее - и обеспечивающее принадлежность - к очевидному всеединству человечества, к всеединому опыту человечества. Этот опыт не знает временного вектора. Он метафизичен и абсолютен. Он единожды и навечно дан Господом - на всю историю человечества.
Некоторые историки склонны оперировать понятием коллективная личность. Но если можно говорить о коллективной личности, то следует говорить и о коллективном здравом смысле. Коммунистический режим силой оторвал нас от исторического опыта человечества, забросил на необитаемый остров истории. Мы все оказались коллективным Робинзоном. Спасти нас мог только здравый смысл. Российское общество выжило, спаслось, создав мир, живущий - вопреки коммунистической доктрине - по законам здравого смысла. Теперь этот потаенный мир медленно, постепенно, но неуклонно освещается светом юридического закона и легальной общественной практики. Теперь и политикам самое время заявить о своей приверженности тем здравым принципам, которыми живет народ. Вот их триединая формула: Бог, Отечество, личный успех. Только эта идеология приведет Россию к материальному благоденствию и духовному подъему. А если и станут искать какую-то еще идеологию, да и придумает ее кто-нибудь, так ведь не надолго: здравый смысл общества ее неизбежно опровергнет. Проверено историей.